Александр Невский
 

Заключение. Ангел великорусского племени

Мы уже писали выше и выскажем еще раз ту неоспоримую истину, что для нашей истории Александр Невский — это уникальный тип правителя, сочетающего личное благочестие, мудрость государственного мужа и мужество бесстрашного воина. В Александре Ярославиче мы видим идеальный тип христианского правителя, максимально полно воплотившийся в человеческой истории. То, что потенциально носила вся династия Рюриковичей, и личную святость, и доблесть, и мудрость, в одном Александре Невском приведено в удивительный неповторимый синтез, в отчетливый канонический тип истинного христианского государя.

Для понимания политических приоритетов и вообще особого политического мировоззрения князя необходимо рассмотреть личную печать Александра Невского, которая, выражаясь языком современных понятий, может рассматриваться как его визитная карточка. На лицевой стороне печати изображен святой Александр. Этот святой Александр — воин с мечом — загадал немало загадок отечественным историкам. Дело в том, что святых Александров в святцах много. Но все они или патриархи, или монахи. Только под 9 июля отечественный историк Н.П. Лихачев нашел память святого воина Александра. Исследователь справедливо поставил вопрос: «Важно определить, какой святой представлен в виде всадника, весьма далекого от византийских изображений». Несомненно, определенное, хотя и опосредованное, западноевропейское влияние, западный образец, мог быть принят, потому что греческого изображения редкого святого не было под рукой.

О святом воине Александре известно немного. Его чтут вместе с преподобными мучениками Патремуфием и Коприем. Все трое пострадали при Юлиане Отступнике. Исходя из этого, Н.П. Лихачев считает возможным определить дату рождения князя. Однако, как выяснилось, воинов Александров святцы знают троих. Под 13 мая чтится память Александра-воина, римлянина, под 10 июня просто воина, а 9 июля — воина-египтянина. В Минее служебной, известной и во времена Александра, числится только Александр — воин-римлянин, память которого празднуется 13 мая. Современный историк В.К. Зиборов считает эту дату наиболее вероятной датой рождения Александра Невского. Косвенно его мысль подтверждают слова митрополита Кирилла, воскликнувшего над гробом Невского героя, о чем писалось выше: «Чада моя, разумейте, яко уже заиде солнце земли Суздальской». Сравнение с солнцем — обычный прием агиографов, но в текстах, посвященных святым воинам Александрам, только в Минее служебной под 13 мая неоднократно встречается этот образ: «Яко солнце свьтъло от въстока въсиявъ обътече всь миръ»; или «...обидевсь миръ яко солнце пресветъло, разори неистовьство идольское, неисповедимъ явися Александре пресветъле»! Из этого следует, что привычный образ агиографической литературы, стереотипный прием, выглядит не как случайная фигура надгробной речи, адресованная почившему в Бозе князю, а как сознательная параллель, которую проводит между князем и его небесным покровителем митрополит Кирилл. И мы вправе признать небесным покровителем Александра Ярославича именно воина Александра-римлянина и с определенностью говорить о дате 13 мая как о дне рождении князя.

Выскажем и еще ряд соображений в связи с печатью князя Александра Ярославича. На печати изображен вооруженный мечом воин, и на нем можно усмотреть подобие короны. Историки справедливо считают, что это своего рода «геральдический» ответ Александра Невского на принятие реальных корон от папы Римского литовским Миндовгом и князем Даниилом Галицким. Геральдическая фигура на печати свидетельствует о том, что Невский «сигнализировал» на символическом уровне своим державным соседям о том, что его статус по крайней мере не меньше, чем у них, и статус этот получен им фактом рождения в великокняжеском роде и не нуждается в легитимизации со стороны еретического, в глазах любого православного человека, Рима.

Этот символ, оставленный князем в наследие своим потомкам, заключал в себе на символическом уровне определенную политическую программу Александра для своих наследников, сменивших великокняжеский венец в 1547 г. на царскую корону.

Статус этой печати был высоко оценен современниками и потомками. Не случайно литовский князь Гедимин, родоначальник фамилии Гедиминовичей, именно этот символ принял в качестве личной печати, претендуя на наследственное право власти в тех землях Руси, которые издревле принадлежали дому Рюрика, а возможно, и считая себя законным членом фамилии Рюриковичей, о чем есть косвенные исторические свидетельства.

В истории России, если мерить ее вехами, сопряженными с крупнейшими историческими фигурами, князь Александр по праву символизирует собой весь период XIII века русской истории, так же как век X есть век Владимира Крестителя по преимуществу, а век XII — время Владимира Мономаха.

Князь Владимир Святославич стал отцом Святой Руси — единого русского народа, волею исторических судеб сейчас вынужденно разделенного по территориальному признаку на жителей Украины, Великороссии и Белой Руси. Александр Невский — это отец великорусской ветви русского народа, той ветви, которая единственная сохранила независимость и собственное, самобытное государство, а равно стало главным носителем единого, целостного общерусского исторического самосознания, родившегося в купели Днепра. В то же время нельзя не сказать о том, что у украинской и белорусской ветвей русского этноса это самосознание, национальная самоидентификация носит неустойчивый, искусственный характер, связанный с сильным влиянием поляков и католической церкви в период с XV века по начало XX столетия включительно.

Принципиально важно отметить, что Александр Невский сохранил в единстве территорию зарождавшейся великорусской народности, не дав отколоться Новгороду и Пскову от Суздальской Руси.

Александр должен рассматриваться нами еще и как знаменательная фигура, в которой чаяния единства всей Руси, которые всегда были и будут отличительной чертой истинно русских людей, воплотились в его судьбе и в делах его жизни. После женитьбы на полоцкой княжне Александре Александр мог считаться одним из главных претендентов на древний полоцкий княжеский стол — центр Белой Руси. В старшем сыне Александра Невского Василии мы видим потомка двух ветвей Рюриковичей, в котором действительно объединялись династические линии Великой Руси и Белой. Став великим князем Киевским, Александр одновременно становился государем сразу трех наиважнейших государственных центров Руси: Киева, Новгорода и Владимира. Только Галич и Волынь остались вне его княжеской власти. Не случайно именно эти земли, вероятно, навсегда утрачены для Русского мира.

На личности князя Александра вообще была сфокусирована надежда многих второстепенных княжеских столов Руси на грядущее возрождение сильного Русского государства, которое они не представляли вне сильной и единой династии — потомков Рюрика, которая всегда, во все периоды русской истории, до монголов и после нашествия, мыслила о себе как о единой семье, наследственно владеющей всей Русской землей в совокупности всех ее исторических земель и княжеских столов. В детях Александра многочисленные потомки Рюрика могли уже при его жизни предугадывать будущих великих государей единого, централизованного Русского государства. Родовитая аристократия начала собираться у княжеского стола Александра, чтобы потом стать опорой трону московских государей.

Александр Ярославич предстал перед современниками выдающимся полководцем. Он доказал это не только славными победами на берегу Невы и на льду Чудского озера, но и взятием крепостей, таких как Псков, Изборск и Копорье, захваченных перед тем немцами.

Что касается взятия крепостей в тот период, дело это было крайне сложное, если осаждавшие не имели возможности применять специальную осадную технику. Достаточно почитать немецкую Ливонскую хронику, чтобы оценить знаменательность взятия крепостей Александром Невским фактически с марша, без длительной осады и осадной техники! Добавьте сюда личный поединок князя со шведским ярлом, совершенно очевидно, опытнейшим воином, беспримерный поход в зимнюю пору в Финляндию, великолепно проведенную военную кампанию против нашествия литовцев на Русь, и перед вами предстанет законченный облик героя и полководца.

Александр с юности предстает перед нами христианским подвижником, представляя собой совокупный образ рыцаря и христианина, столь любимый европейской христианской литературой Средневековья. Но главное, что мы должны отчетливо представлять, — образ князя не есть плод литературного творчества, своей жизнью он подавал пример подвижничества и жертвенности за свой народ, Отчизну и, главное, веру, став в веках маяком истинного подвижничества для своих потомков и всего русского народа.

Князь Александр уже при жизни стал восприниматься не только как новый устроитель растерзанной Руси, но в то же время его имя тесно сопрягалось с объектами сакральной географии. В мифологии народов известен феномен, когда храмовое и, шире, сакральное строительство воспринималось как акт космологического характера, акт преобразования хаоса в космос. Эти воззрения не чужды были и русскому Средневековью. И конечно, далеко не случайно строительство или основание ряда культовых памятников связывалось непосредственно с инициативой князя Александра, который являл собой образ «нового демиурга», отвоевывавшего у хаоса Русскую землю.

В Старой Ладоге с древности бытует предание, что Николаевский Староладожский монастырь основан святым благоверным князем Александром сразу после разгрома шведов на Неве. Этому вопросу посвящена работа послушника Никольского мужского монастыря в селе Старая Ладога Р.А. Левшина: «Первый же вопрос, который часто скептики ставят под сомнение, следующий — действительно ли монастырь основан в 1240 году и насколько достоверна представляемая гипотеза о том, что он основан святым князем Александром Невским. Да, никаких прямых указаний на это нет. Нет никаких памятников материальной культуры, подтверждающих это. Пока на территории монастыря не проводились масштабные археологические работы. А древняя летопись монастыря, если она вообще существовала, погибла в результате одного из многочисленных пожаров или разорений обители. Единственное строение, так или иначе, хоть в каких-то своих фрагментах переносящее нас в ту эпоху, — Никольский собор, был основан раньше монастыря, предположительно на полстолетия и тоже ничего об основании обители нам не сообщает. С одной стороны, действительно странно — ни в одном историческом документе мы не находим свидетельства о каком-то сокровенно-особенном почитании в монастыре св. Александра Невского. Удивительно, но канонизирован он был в 1549 г., а освященного в его честь храма в монастыре так и не появилось. И все же... "В память о гиблых ладожских сродниках" — вот так представляет нам историю создания монастыря некая монастырская летопись, созданная однозначно после монастырского разорения 1611—1616 годов. Очевидно, что к ее созданию приложили руку те, кто был знаком с историей монастыря до периода шведского разорения. Вполне возможно, что это был первый строитель монастыря, назначенный туда в 1616 году, — иеромонах Иов, который был "постриженик новгородского Зверина монастыря, из ладожан". Добавлю, монастырский синодик, т. е. помянник об упокоении, тоже сохраняет важную для нас фразу, перечисляя имена древних строителей и основателей, составитель помечает "и гиблых сродников их". Подчеркну, он не знает всех их имен, он объединяет их вместе под фразой "гиблых", погибших. Это достаточно распространенная церковная практика по отношению к воинам, павшим на поле брани. Примеров таких достаточно большое количество. Итак, какие-то общие гипотетические основания говорить о том, что Никольский монастырь — есть памятник неким воинским событиям у нас есть. Каким именно? Это абсолютно очевидно, если учесть, что прямо у стен монастыря, на живописном холме, расположено урочище "Победище" — группа курганных захоронений... Об этом прямо указывает крупный исследователь церковной Ладоги игумен Иоанн: "Найденные в раскопанной насыпи останки костей человеческих и конских и изржавленные мечи подтверждают справедливость сего предания..."» Отметим еще важный момент — в 1240 году на Неву к Александру из Ладоги выдвинулась местная дружина. В старину бытовало убеждение, ныне опровергнутое, что князь Александр на Невскую битву шел через Ладогу. Существует даже предание, что в Георгиевском соборе он освятил свой меч на ратное дело, но этот факт как раз можно подвергнуть критике — освящение меча, конечно же, произошло в Новгороде, но вот на молитву в собор князь однозначно ходил. В целом мы можем реконструировать возможное отношение Александра к Никольскому монастырю следующим образом. «В 1240 году Александр Невский добирает дружину ладожанами, 15 июля происходит победоносная Невская битва, погибших ладожан хоронят на особом месте, где уже существовали более древние захоронения, — на южной оконечности города, на холме, который задолго до этого или впоследствии приобретает имя "Победище", после сего рядом с воинским пантеоном основывается монастырь. Нет сведений, что сам князь указал на необходимость создания монашеского общежития на берегу Волхова, но подобное событие в крупном и таком стратегически важном городе, как Ладога, не могло произойти без ведения князя и новгородского архиепископа. На минуту обратимся к словам архиепископа Спиридона, который как раз занимал новгородскую кафедру в 1240 году, он отмечал "церквам и монастырям вне повеления княжия не быть". Что еще раз доказывает обсуждаемую нами гипотезу. Кстати, именно архиепископ Спиридон в 1240 году благословил князя вступить против неприятеля с дружиною гораздо меньше неприятельской и затем торжественно встречал его в Новгороде с победой».

Необходимо сделать ряд уточнений по поводу двух фактов, приведенных в статье Р.А. Левшина. Дело в том, что само урочище Победище, равно и как сам топоним, конечно, древнее Невской битвы. По поводу маршрута дружин Александра Невского ученые не пришли к единому мнению. Некоторые считают, что из Новгорода князь сухой дорогой напрямую двинулся к Неве, минуя Ладогу, а сам город посетил уже на обратном пути. Но в остальном, нам кажется, исторические факты не противоречат преданию об основании обители при Александре Невском и о связи ее основания с павшими в Невской баталии воинами. И сам Никольский монастырь предстает перед нами как важный объект новой сакральной географии Руси, связанной с именем ее новособирателя и устроителя — Александра Невского.

Несомненно, сохранение русского рода, сохранение династии и всей Русской земли было конечной целью его политики и жизненного подвига. Чтобы представить картину трагического краха и предсмертной агонии всего православного мира в середине страшного XIII столетия, каковой она представала в глазах современников того века, нам необходимо снова вспомнить приход папских послов в 1248 г. (1250?) к Александру, вспомнить их коварство при пересказе князю последних прижизненных деяний его отца, который якобы склонился перед авторитетом римского епископа. Для полноты картины необходимо также учесть совершенный разгром Руси, учиненный татарами, и, конечно, оккупацию Царьграда крестоносцами. Что еще можно добавить к этой удручающей картине краха всего, что было для русского человека того времени святым и вроде бы незыблемым. Добавить нечего. Картина и для современника предстает безысходно трагической, а для людей, живших в ту эпоху, это был конец света без кавычек. Кто мог в той политической ситуации увидеть «свет в конце туннеля»?

Разгром Царьграда крестоносцами, совершенный ими в 1204 г., был, конечно, еще жив в памяти современников Александра Невского. В христианском мире того времени политическая сила Рима могла казаться единственной гарантией спасения христианской цивилизации в целом.

Но память о том, что Рим сделал со святым градом Константина, его храмами, тоже была жива у православных народов. Наши предки видели, что Рим руками немцев делал тогда в Прибалтике с местными финскими и балтскими племенами и что только через прямое порабощение и рабское унижение достигалась их христианизация.

Перед Александром Невским во всей остроте и трагизме встал вопрос: с кем идти дальше растерзанной Руси? И этот политический, по сути, вопрос был одновременно и вопросом этико-религиозного выбора. Что выбрать: силу лжи или видимую немощность правды? Выбор между силой и правдой был сделан святым Александром в пользу правды. Этот же выбор стоял и перед Даниилом Галицким. Но для этого храброго воина истинный выбор был скрыт его страстной ненавистью к татарам, которая не позволила ему явственно разглядеть коварного врага, покусившегося не только на тело народа, но и на его святую душу. Даниил Галицкий, славный полководец, ошибся в своем выборе союзников и подписал смертный приговор религиозно-национальной идентичности и целостности огромной части некогда единого русского народа. В целом мудрый государственный деятель, он, храбро противостоя татарам, не смог заглянуть в далекое будущее, как смог святой Александр. Возможно, сказалась психологическая травма Даниила после жестокого и отчасти досадного поражения русского войска в битве с татарами на Калке в 1223 г., в которой Даниил участвовал и показал чудеса храбрости, но, получив ранение в грудь, сам чудом остался в живых.

Даниил идет на небывалое дело. Первым из русских князей он принимает корону от папы римского. Трудно и невозможно оправдать этот поступок князя. Упование на военную помощь католического Запада, которая оказалась политическим миражом, лукаво выдаваемым папскими посланниками за безусловную истину, не может служить оправданием. Эта зачарованность миражом помощи от католических соседей привела Даниила к трагическому шагу, имеющему страшные духовные последствия. Князь не устоял в Истинной вере, пусть даже если сам он рассматривал принятие короны от римского епископа только как ловкий дипломатический шаг, не обязывающий в духовном плане ни его самого, ни его подданных ни к чему принципиально непоправимому.

Итог всему этому был ужасный. Галицкое княжество уже при внуках Даниила теряет независимость. Династия Даниловичей бесславно пресекается, в то время как потомки Александра Невского становятся царями Третьего Рима, то есть вселенскими государями с православной точки зрения. Непосредственным следствием принятия короны от папы князем Даниилом становится уния с католиками в XVI веке, в которую силой загнали православное духовенство Западной Руси, и тот духовный коллапс, существующий не только в современной Галиции, но и на всей Украине, уже приведший к братоубийственной войне. Раковые клетки духовного предательства за семьсот лет буквально парализовали организм огромной части русского народа, сделав его неизлечимо больным. И крайне символично, что фамилия одного из униатских епископов на Украине, памятник которому автор этих строк видел в Тернополе, — Слипый! Воистину слепые стали поводырями слепых, получив в наследие эту трагическую духовную и политическую слепоту от князя Даниила.

Наш приговор выбору князя Даниила, вероятно, не был бы столь строг, если бы его современником не был князь Александр.

Чтобы полнее представить себе ситуацию, в которой оказался святой Александр в момент исторического выбора для всего русского племени, необходимо еще раз вернуться к теме посещения князя папскими послами.

Обратим внимание на послание папы Иннокентия IV Александру Невскому от 23 января 1248 г. В нем папа утверждает, что со слов своего посланника в Орде Иоанна де Плано Карпини из ордена миноритов, сподвижника Франциска Ассизского, князь Ярослав Всеволодович в Орде согласился перейти в католичество. Папа призывал Александра Ярославича прислушаться к здравому смыслу, прямо скажем, не в очень корректной форме. На самом деле подтвердить слава Ярослава о его желании перейти в католичество невозможно. Сам Плано Карпини в своих сочинениях ни слова не говорит об этом. Он вообще умолчал о своей встрече с Ярославом в Каракоруме, во время своего нахождения там в 1246 г. по случаю восхождения на трон хана Гуюка, хотя упомянул о своей встрече с Даниилом Галицким и его братом Васильком. Но этого князь Александр тогда не мог знать. Его выбор веры был выбором его совести, отягченным тяжкой новостью об отце, был выбором, за который он нес личную ответственность за судьбу русского народа, за его будущее. Выбор Александра — это выбор не просто духовно сильного человека, этот выбор был выбором исповедническим, выбор человека, наделенного даром прозорливца! Этот выбор, сделанный князем за нас и детей наших, по сути своей стал исторически значимым моментом, в котором родилась великорусская народность, которой отныне, с самого этого момента, суждено было стать Третьим Римом, народом — хранителем Истинной веры, святого православия!

Иной выбор сделал его современник Даниил Галицкий. Буллой от 7 сентября 1247 г. папа повелел легату Альберту фон Зуербееру, епископу Прусскому, отправиться к Даниилу Галицкому, дабы осуществить переход его и чинов княжества духовных и светских в католичество. Как уже не раз отмечалось выше, князь Даниил был коронован в Дрогичине в 1253 г. Мы не имеем информации о переходе самого Даниила при этом в католичество. Но то, что такой переход мог быть осуществлен его вельможами с его же согласия ради вожделенной короны, — это мы можем смело предполагать из приведенного выше отрывка из документа. Иначе папский посол не осмелился бы, ничего конкретного не добившись в своей миссии от князя в смысле серьезных уступок католикам, возложить на Даниила королевскую корону.

Однако, как мы видели, ставка на папу против монголов даже с чисто политической и военной точек зрения была необоснованной. Сам римский первосвященник оказался на тот момент в определенном политическом затруднении. Против папы были византийцы, нашедшие с монголами общий язык. Против него были германские императоры. Против него была вся Северная Русь в лице Александра Невского. Помощь Даниилу могли оказать только венгры и поляки, изрядно напуганные татарами, но одновременно не собиравшиеся умерять свои аппетиты по отношению к Галиции.

В судьбе и политическом выборе двух потомков великого князя Владимира Мономаха—Александра и Даниила мы вправе увидеть глубокий судьбоносный символизм, определивший всю дальнейшую историческую судьбу двух ветвей русского народа, северной и южной.

Собственно, с этого политического, а по сути своей, глубоко духовного акта, как выбор в пользу верности православию Александра, и с выбора короны в уповании на мощь и помощь католического Запада в борьбе с Ордой и началась история двух ветвей русского народа.

Этот выбор разделил русский народ надолго, а с частью населения Украины, окончательно сделавших выбор в пользу духовного порабощения католичеством и потери своей истинной национальной русской идентичности в пользу «испеченного» в Варшаве и Вене «украинства», нас с ними выбор Даниила, не чаявшего столь трагического исхода для своих русских подданных в своем принятии королевской короны, разделил навсегда.

И опять же глубоко символично, что священный венец Мономаха, общего предка Александра Невского и Даниила Галицкого, остался на Севере, став отеческим наследием русских царей, с частью иных царских инсигний по преданию принесенный из Византии как дар от царя Константина Мономаха, символизировавший законное наследие Киева Второму Риму — Византии!

Венец, по промыслу Всевышнего, остался в той части русского народа, которая в годину смут оставалась верной православию. Хотя по человеческому разумению у Галича на то было больше шансов, учитывая хотя бы большую близость Галиции к Византии и лучшее геополитическое положение.

Итак, в определенном смысле Даниил Галицкий стал духовным отцом той части русского народа, которая в конце XIX века, не без помощи ее поработителей — поляков и австрияков, стала осознавать себя украинской народностью, со всем тяжелым багажом наследственных комплексов вины и неполноценности, берущих свое начало, корнем своим имеющих ту злополучную папскую корону, которую получил князь Даниил в Дрогичине и которая жестоко обманула надежды князя на помощь Запада и сегодня продолжает своим призраком обманывать украиноманов в их надежде быть принятыми в «Европах» в качестве полноправного европейского этноса, а не в качестве незаконнорожденных детей барской кухарки.

Еще раз отметим важную мысль, что Александр Невский, совершив свой выбор веры в тот момент, когда крестная мать Руси Византия была растоптана крестоносцами и сам православный мир был на краю гибели, явился духовным отцом великоруссов, проявив чудесную, святую прозорливость относительно его славного будущего. Не на Куликовом поле, которое являло собой величайшую битву человеческой истории, родилась великорусская народность, как об этом часто судят. Судьбоносных битв на Руси и до сражения с Мамаем, и после было много. Самому Куликову полю предшествовала битва на Воже, где князь Дмитрий Донской разбил татар, которых вел воевода Бегич. После Куликова было знаменитое стояние на реке Угре, ставшее символическим концом татарского ига. А затем еще одно грандиознее сражение с татарами, у стен первопрестольной Москвы — битва на Молодях при Грозном царе, досадно забытая и, можно сказать, выпавшая из обоймы национального самосознания и достояния славных национальных побед.

Именно в выборе веры в условиях видимого бессилия православных государств, заметно уступавшим тогда в политическом и военном отношении мощи католического Запада и безжалостного Востока, мы обязаны видеть тот единичный акт, который и породил великорусскую народность, ставшую русским народом в водах Днепра при князе Владимире и наделенную Свыше особой миссией — оставаясь свободной частью единого русского этноса, быть единственным хранителем истинной веры и в этой ипостаси осознать себя особой великорусской ветвью некогда единого племени. Эта была та часть Руси, которая избежала порабощения католической Польшей и не сломалась под тяжким игом татар. Православный север Руси Новгородской и Владимирской, объединенный Москвой, стал колыбелью великорусов, из которой родился Третий Рим!

В отличие от советского периода, когда имя Александра было использовано в государственной политической пропаганде, нам сейчас необходимо вернуться к пониманию безусловной святости князя, очевидной для его современников, но ставшей не совсем понятной нам. Но без этого понимания, без вникания в суть данного вопроса нам будет непонятен Александр Невский ни как полководец, ни как государственный деятель. Без осознания подлинной святости князя мы будем совершенно превратно судить о тех далеких событиях его подвижнической жизни, скрытой от нас веками. Мы будем впадать в грех ложных суждений, в том числе обвиняя его в мнимом предательстве брата Андрея в Орде. Мы должны четко уяснить себе, что от доброго корня и от любви к благочестию родителей рождаются и дети святые. Об отце и предках Александра Невского мы уже писали. Относясь к роду, который дал небывалое количество святых, став предком многих из них, Александр предстает перед нами в ярком свете непогрешимости, максимально возможной в нашем грешном мире и в том страшном столетии, когда реки на Руси буквально текли кровью.

Еще раз укажем читателю на тот факт, которому нельзя не придать особого значения. Самым исторически информативным источником о князе Александре явилось его Житие, написанное его соратником, человеком, знавшим его лично! И Житие является тем неопровержимым свидетельством, что святость князя была очевидна уже его современникам, признавшим за ним безусловное обладание особыми дарами Духа Святого. Над его гробом митрополит Кирилл воскликнул: «Уже зашло солнце земли Суздальской». И в этот момент почивший князь явил первое чудо, взяв разрешительную грамоту из рук митрополита.

«Солнце земли Суздальской», о чем мы уже говорили выше, — это не простая поэтическая фигура речи. Это признание прижизненной святости Александра Невского, признание особого о нем Божиего смотрения в путях Святой Руси. Житие князя составлено его современником, чувствовавшим эту святость, опытно и честно донесшим это знание потомкам! Мы можем сделать смелое предположение о том, что только очевидной и безусловной святостью князя мы можем объяснить вообще-то малообъяснимый переход сына хана Батыя Сартака в христианство и его дружбу с князем Александром, о которой свидетельствуют источники, с которыми согласны многие видные историки и исследователи. Справедливости ради отметим, что некоторые источники отрицают истинный переход Сартака в христианство. Путешественник Марко Поло вообще отрицал этот факт, одновременно сообщая, что Сартак покровительствовал православным христианам.

Я думаю, многие согласятся, что для язычника очевидность святости проявляется прежде всего во внешней материальной успешности. О какой успешности в отношении Александра можно говорить, когда вся его страна лежала в развалинах, сожженная и полоненная отцом Сартака Батыем? И тем не менее Сартак, под влиянием князя, если лично и не принимает православия, то определенным образом становится защитником православных людей, живущих вынужденно в Орде. За это покровительство, насколько нам известно, Сартак не подвергался со стороны отца репрессиям. Вспомним, что за проповедь христианства в среде менее кровожадных язычников многие проповедники были убиты и причислены к мученикам за веру. Может быть, это поможет нам оценить высоту проповеднического подвига Александра в Орде, защищавшего веру перед сыном хана Батыя?!

Может быть, в исповедническом подвиге в Орде и состоял один из главных подвигов князя Александра, ставших истинным фундаментом Московского царства — Третьего Рима.

Собственно говоря, из подвига исповедничества, из «выбора веры» Александром Невским он и родился! Еще и еще раз отметим, что в определенном смысле выбор веры князем Александром заметно отличался от действительно сделанного выбора его предка — князя Владимира Святославича. Тогда, при Владимире, оплот православия — Византия была в зените славы и могущества. Это была не просто самая передовая держава человеческой цивилизации того времени, это была сама цивилизация, для которой остальной мир был лишь ее периферией. И выбор веры князем Владимиром во многом был обусловлен этой мощью и видимой, даже для язычника, Благодатью, которая почивает на этой великолепной державе. При Александре Византия уже не могла соблазнить никого внешним блеском своего величия, которого не было. А было лишь политическое унижение, выразившееся в виде утраты своей священной столицы — Константинополя!

Мы можем смело утверждать, что в тот момент князь Александр прекрасно осознавал ту всемирную роль Руси в деле хранения православной веры, которую он предопределил своим выбором. Оставалось главное — сохранить единственного носителя этой веры — русский народ не как некую абстракцию, химеру «вавилонскую» из смешения рас и языков, для которых вера была бы лишь имперской скрепой, государственно обязательным мировоззрением, но как уникальную историческую личность, с неповторимым этническим лицом, для которого православие было и оставалось сутью его внутреннего духовного бытия, стержнем его жизни, частной, политической, культурной.

Сосудом хранения святыни веры должен был оставаться русский народ, пронизанный единым духом, объединенный не только единым телом, но и единой душой, единым психологическим строем, который и предопределил его выбор в пользу православия при Владимире Святославиче и укрепил в момент наибольшей национальной опасности для самого бытия его в истории, при Александре Невском. Сохранение этого народа на холодном ветру безжалостного века и стало делом жизни святого Александра.

Александр Невский стал достоянием нашей национальной мифологии в том смысле, что он есть духовный фокус, сердцевина нашей национальной жизни и отечественной истории, одновременно являясь подлинно живым соборным членом нашей Церкви, к которой принадлежим и мы, современные православные люди. И в этом смысле Александр Ярославич не только принадлежит нашей истории, нашему национальному мифу — он наш живой соотечественник и живет вместе с нами в том таинственном времени, в котором все мы живем в Церкви.

Завет отходящего ко Господу московского князя Симеона Гордого своим наследникам, звучащий следующим образом: «Дабы свеча Рода не угасла!», есть, по сути, главный политический и духовный завет, данный еще Александром Невским своим потомкам, который остается призывом и к нам, современникам.

Нам не всегда возможно правильно понять наших предков в силу того, что мы живем в совершенно другой политической реальности, которую можно охарактеризовать как дьявольскую насмешку над священными основами истинной русской государственности. Поэтому Александра Невского нельзя сравнить ни с чем, что нас сейчас окружает в современном мире. Понимание его личности превосходит возможности современной рациональной науки, которая вынуждена оперировать тем инструментарием, который ей предоставляет эпоха. А инструментарий этот несет на себе все язвы, все несовершенства нашего времени, предельно рационалистичного, уплотненно материального и предельно примитивного в силу вышеперечисленных причин.

Чтобы определить масштаб и роль исторического государственного деятеля, необходимо понять ту реальность, которая нас окружает. Нам необходимо дать оценку нашей современной государственности, чтобы понять, чем была истинная государственность в исторической России, которую мы потеряли. Непонимание этого ведет к тому, что даже благие намерения увековечивания памяти князя могут привести к прямо противоположным результатам или чреваты тем, что панегирики могут обернуться глумлением.

Некоторые, в целях военно-патриотической пропаганды, предлагают сделать из Александра Невского своего рода лейбл, узнаваемый бренд для молодежи, для чего планируется создать «традиционный» набор современной сувенирной мишуры, разместив его на майках, бейсболках, постерах и фантиках от жвачки, на матрешках, наконец. Такие предложения приходилось слышать от лиц, занимающих немалые посты в нашем государстве и даже Церкви. Этим мы сами себя осуждаем. Все наше сознание, насквозь рыночное, экономически обусловленное, становится набором примитивных посылов, ведущих подспудно к одному и тому же: все, что нами ни делается в любом направлении деятельности, по нашей же убогой мысли должно иметь товарный вид и быть ликвидным. Только в этом направлении и прикладываются настоящие усилия. Нажива — вот двигатель современной мысли. И что самое страшное, только на этом пути прибыльного предприятия мы наивно ожидаем истинного познания современниками святости наших князей и подвижников, святости и трагизма всей нашей истории.

Любая попытка даже не разменять образ святого на фантики, а просто вынести образ святого Александра из Церкви, свести его с иконы на полотно исторического портрета уже приведет к невосполнимым утратам в понимании этого образа. Невский есть неотъемлемая часть нашей веры, нашей духовной жизни и может быть в полноте понят как исторический феномен только через призму церковного постижения образа святого. Иными словами, именно Житие дает нам истинный портрет Александра Невского, а не летописные своды и поздние пересказы историков.

Нельзя разрывать священный иконописный образ на клипы и открытки, как того может требовать современность, способная воспринимать бытие лишь через мозаичность видеоряда и суеверно начинающая боятся всякой целостности. Иконописный лик Александра Невского, в силу вышеуказанных манипуляций, не просто потеряет свою цельность и истинность. Православному человеку должно быть очевидно, что святыня не сможет быть доступна массам в составе винегрета современной массовой культуры, иконы нельзя помещать ни в глянцевых журналах, ни на экранах ноутбуков. Только традиционная, освященная веками форма восприятия святости и святынь может дать молодому поколению истинное лицо святого и политика, дипломата и полководца Александра Невского. Вынести образ князя из Церкви и сделать его брендом современной государственной политики, чему отчасти способствовал и телевизионный проект «Имя России», значит сделать, в определенном смысле, шаг назад в постижении подвига князя, который еще при жизни восходил от подвигов ратных и государственных к высоким подвигам христианского смирения и христианского подвижничества. Невского героя невозможно и преступно секуляризировать. Он был, есть и будет неотъемлемой частью русского религиозного сознания. Более того, он ярчайший пример, смысловой фокус того непреложного фактора национальной жизни, что вся история Руси с ее подвигами ратными, с ее политикой и экономикой не могут рассматриваться верно вне Церкви, вне глубокого православного взгляда на всю русскую историю.

Существует еще одно опаснейшее заблуждение, которое вбрасывается в массы средствами массовой информации и тиражируется устами знаменитых, в культурном и политическом мире современной России, людей.

Автору этих строк, а возможно, и многим читателям данной книги приходилось слышать о том, что исторический выбор Александра Невского, его политическое и духовное кредо сводились к некоей евразийской программе слияния народов, рас, культур в одно неразделимое целое, для того чтобы в современной России спокойно и беспечно жили люди с разным цветом кожи, разрезом глаз, разными культурами и религиозными предпочтениями, говорящие на разных языках.

Еще раз повторим, что политическое и духовное завещание Александра Невского своим потомкам было прямо противоположно сказанному. Его задача на протяжении всей его жизни была одна — сохранить русский народ как единую уникальную историческую общность людей, единственных носителей истинного христианского идеала. Он первым предугадал в русском племени его будущую историческую миссию — стать Третьим Римом. В Орде он боролся за каждую русскую душу, за каждого русского человека. Русский народ он понимал, знал и любил не как некую абстракцию, лишенную национальных признаков и национального достоинства, не как абракадабру евразийского плавильного котла, но как живую личность с исторически сложившимся ликом и, если хотите, с определенным цветом кожи, разрезом глаз, единым языком, единым этническим самосознанием, устойчивой родовой памятью и воодушевленную единой православной верой. Этот народ он искренне любил, им он жил, ради него его воинские подвиги, ради него его подвижническое стояние «за други своя». Нас ради и нашей народности, не растворенной в ордынском месиве, он боролся. Он стал отцом Великороссии, отцом Русского царства, отцом Третьего Рима. Будучи наделен Свыше даром прозорливости, он один прозрел в будущих веках великое будущее того народа, который страдал при его жизни под тяжким игом иноземцев. А что касается указанного проекта, который так часто озвучивается «доброжелателями» и «почитателями» князя, то это был проект Золотой Орды, который осуществлялся вполне последовательно. И если бы Александр его разделял, он мог бы избежать многих личных проблем. Но этот проект не оставлял даже призрачной надежды на выживание русских как народа. Наша национальная идентичность спасена Александром от евразийского поругания. Им одним был понят истинный смысл проживаемых Русью испытаний, выпавших на ее долю в XIII столетии.

«В переломные, смутные времена все попытки аналитическим и логическим методом найти правильные решения обречены на неудачу. Когда все сдвигается со своих привычных мест, когда количество факторов, влияющих на ситуацию, увеличивается многократно, правильные решения в состоянии принимать только тот, кто способен интуитивно постигать скрытый смысл событий. Интуитивное постижение называется гениальностью. Таким гениальным политическим вождем был святой благоверный князь князь Александр Невский».

Продолжая тему сакральной географии, связанной с именем Александра Ярославича, невозможно не сказать о его особом покровительстве двум новым русским столицам: царской и императорской.

«Разве не чудо — Северная столица освящается мощами великого благоверного князя Александра Невского, а Москва — мощами его святого сына, преподобного князя Даниила! Отец и сын, святая семья, завещают нам беречь единство русской земли, единство православной Империи. И опять нельзя не подивиться гениальности Петра I, первого русского императора, который именно в Александре Невском разглядел символ великой империи Русских».

Исследуя роль Невского героя в нашей истории, читая материалы, посвященные вопросам его канонизации, автор этих строк с удивлением выяснил, что для многих современников вера человека рассматривается только через призму идеологии, понимаемой совершенно в однобоком, утилитарном смысле как своего рода идеологически обусловленная позиция, где вера вторична по отношению к культурно-исторической традиции, или как мировоззренческая конструкция, создающая среду мифологического, в фольклорном понимании, характера, которая вместо прочно забытой, «строго научной» теории марксизма-ленинизма, за неимением лучшего, должна сыграть цементирующую роль в деле моделирования современного общего в качестве всеми россиянами разделяемого массового национально-государственного мировоззрения. И под углом такого понимания веры саму канонизацию Александра Невского они рассматривают как своего рода мемориальный шаг к увековечиванию памяти давно почившего героя, не понимая, что святые есть истинно живые и непосредственные участники исторической жизни народа Церковного. Сама канонизация — акт не мемориальный, но акт глубоко священный, акт прославления Церковью воинствующей того, кто и без нашего участия прославлен на небесах. Канонизации предшествует живой религиозный опыт, который неложно свидетельствует о святости канонизируемого. Признание святости князя, его последующая общецерковная канонизация — это не простой политический шаг своего времени, но насущная духовная потребность для наших предков и для всех нас в заступничестве того, кто обрел особую Благодать перед престолом Господа молиться за свой народ.

Если говорить об исторической памяти, то стоит заметить, что наш календарь хранит множество дат, связанных с именем святого князя, которые призваны сыграть роль вековечного мемориала для нас и наших потомков, пока жив русский род.

Невская битва произошла 22 июля по новому стилю. Александр Ярославич отошел ко Господу в Городце 16 ноября (по новому стилю) 1263 г. Точная дата рождения князя в Переяславле в 1220 г. пока не установлена историками, но 13 мая принято в качестве наиболее вероятной даты. Погребение князя во Владимире состоялось 6 декабря (по новому стилю) 1263 г. Мощи святого князя были перенесены в Санкт-Петербург 12 сентября (по новому стилю) 1724 г.

Очень важно, чтобы все эти даты свято хранились в нашем календаре как наиважнейшие вехи нашей национальной памяти.

Еще раз обратимся к той мысли, которую автор уже высказал в самом начале, в качестве своего кредо, стержневой идеи, которой пронизано данное исследование жизни и подвига святого Александра Невского.

Все мы смутно догадываемся, что вся наша повседневная жизнь с ее мелочами и бытовыми хлопотами тем не менее обязана своим бытием далеким и эпохальным историческим событиям, в ряду которых Невская битва, Ледовое побоище, благодатная прозорливость князя и верность православию Александра Невского стали формообразующими вехами для нашей уникальной цивилизации, для нашей веры, для нашего государства, для нашего народа и общества, для нашей личной жизни и наших идеалов, которые и определяют ценность этой самой индивидуальной жизни для нас самих. Наследие исторического предания о князе, его Житие должны сегодня стать источниками вдохновения для новых поколений русских людей. Эту задачу можно решить только в рамках традиционной передачи исторического знания, которое предусматривает наличие такой необходимой для жизни народа идейной среды, как живой национальный миф. Героическое подвижничество, физическая мощь, политическая воля и христианское смирение князя не только не должны ощущаться современником взаимоисключающими составляющими уникального исторического характера, каковым, безусловно, являлся Невский герой, но на примере жизни Александра Ярославича эти качества должны быть определены как единый, взаимообусловленный характер подлинно русского человека в прошлом и на века!

Собственно говоря, Александр Невский не принадлежит прошлому. Он принадлежит вечности, и, безусловно, он наш современник. С ним связаны были надежды русских людей XIII века, с ним связаны и наши упования на небесное заступничество и помощь на святом и подвижническом пути возрождения истинной православной государственности. С ним, с его потомками связана, быть может, и самая главная, поистине священная и чарующая загадка русской исторической драмы. Тайна возрождения монархической государственности в современной России!

2009—2015 гг.
Переяславль-Залесский, Порхов-Полоное, Москва

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика