Александр Невский
 

Твердость десницы великого князя Владимирского

Радость и боль разом смешались в душе князя Александра Невского, когда он возвратился в Отечество. Ближний боярин, склонив в поклоне непокрытую седую голову, тихо промолвил:

— Горе у нас, княже. Горькое горе. В доме твоем случилось.

— Что за горе? Говори!

— Литвины опять в разбой приходили. Князь Михаил пошел им навстречу с дружиной...

— Мой родный брат погиб?!

— Пал в сече, княже. Литвинов мы тогда крепко побили, а господина своего не уберегли.

— Погребли по-христиански?

— По-христиански, княже. Как и всех ратников, что с ним вместе головы тогда сложили...

Нового литовского набега на порубежье долго ждать не пришлось. Братья Ярославичи, объединив свои полки в единую рать, жестоко отомстили за погибшего Михаила, разбив «литвинов» у города Зубцова. Пленных в той сече набралось немного. Князья на словах приказывали не брать «ворогов» в полон.

Вскоре после того в семье Ярославичей произошло большое событие: князь Андрей женился на дочери Даниила Романовича Галицкого. Великий князь поселился в своем стольном граде на реке Клязьме, правя оттуда Владимиро-Суздальской Русью.

Александр Невский не торопился ехать в отданный в его правление стольный град Киев. Он сперва посетил ставший ему вторым родным домом Новгород Великий. Там горожане сумели отговорить полюбившегося им правителя от правления в Киеве «татар ради». Нашлось немало веских причин, чтобы не воспользоваться великокняжеским ярлыком, с такими трудами полученным в Каракоруме. Ближние бояре говорили:

— От Киева Владимира Святого, княже, остались только воспоминания. Волынские купцы, что в Новагород по Днепру к нам ходят, сказывают: стоят только сотня-две домов...

— Печерские монахи жалостливое письмо нашему владыке прислали: прихожан нет, кормиться нечем...

— Как быть в Киеве великим князем, если там княжеских хором после Батыя не осталось...

— Какой там стольный град! Стен нет, нет даже простого тына. Ханские табунщики пасут скот прямо у города...

— Не езди от нас, княже, в Киев. Там для тебя чести нет. А здесь тебе новагородцы от мала до велика рады. Владыка за тебя в Святой Софии молится...

Киевщина действительно смотрелась страшно опустошенной. От самого города остались только заросшие бурьяном развалины. С его земель народ «во множестве» бежал во все стороны от «засилья татарского». Но это была только одна из причин, почему Александр Невский решил остаться на новгородском княжении. Летопись сообщает немногословно:

«Того же лета прииха князь Александр Ярославич из Орды в Новгород и рады быша новгородци».

Действительно, жители вольного города были несказанно рады возвращению своего не по годам мудрого правителя и защитника. Время было полно разных невзгод, а твердость десницы Ярославича уже прочувствовали в городе на Волхове. Горожане приветствовали ратоборца словами:

— Ты нам люб, Ярославич!..

— Люб ты, княже, Новагороду!..

Жизнь на Руси постепенно налаживалась. Митрополит Кирилл, покинув разрушенный Киев, перебрался в Суздаль. Оттуда он в 1251 году отправился в Новгород. Его там торжественно, как своего святителя, встретили князь-правитель и местные жители. По просьбе люда Новгородской Руси митрополит Кирилл поставил управлять новгородской епархией епископа Далмата. В древнерусской истории это было заметным событием.

Неожиданно Александр Невский тяжело заболел. Длительное путешествие в Каракорум подорвало его крепкое здоровье. Священники молились за него во всех храмах вольного города; болезнь отступала с трудом. Летописец скажет:

«Бысть болезь его тяжка зело».

Все же хворь отступила, и князь встал на ноги. Новгородцы воспрянули духом: Ярославич не покинул их: не отъехал на великокняжеский киевский «стол» ни в мир иной.

В тот же 1251 год на Новгородчине стояла непогода, которая привела к неурожаю. Летом шли обильные дожди, и вода затопила поля и пастбища. Разбушевавшийся от обилия воды Волхов снес большой мост в городе. Осенью ударили ранние заморозки, которые не позволили крестьянам собрать остатки урожая.

Новгороду грозил голод, но горожане сумели правильно распорядиться небольшими запасами продовольствия, оставшимися от прежних лет, и кое-как перебились. Новгородский люд успокаивало и то, что на их землях царил мир. Недород не привел, как то обычно случалось, к смуте.

Голодная зима с 1251 по 1252 год оказалась последней в новгородском «сидении» Александра Невского. Причиной тому стал его младший брат Андрей Ярославич, великий князь Владимирский.

К тому времени взаимоотношения единокровных братьев серьезно осложнились. Андрей Ярославич, породнившись с князем Даниилом Галицким, стал выступать решительным противником мирных отношений с Золотой Ордой. Столь же воинственно был настроен и его тесть. Последний надеялся на военный союз с соседними европейскими монархами в борьбе с татаро-монголами. Даниил Галицкий говорил зятю:

— Король венгерский поможет. Король польский тоже. Папский Рим татар язычниками называет. А за Папой стоит все рыцарство, что западнее нас...

Новый великий князь Владимирский утвердился во мнении больше не подчиняться ордынцам. Он перестал собирать для них дань и не возил дорогих подарков в Сарай, озлобив против себя ханских вельмож. Старший брат пытался урезонить младшего и других русских князей от неразумных поступков. Русь была еще слаба, она не восстановила прежние силы, а новоявленные союзники на Западе были просто ненадежны. Уговоры оказались бесплодными.

Но не только поведение брата Андрея беспокоило новгородского князя. Приходилось решать и внешнеполитические проблемы Господина Великого Новгорода. На Кольском полуострове, в Беломорье и Прионежье новгородские поселенцы и карелы столкнулись с норвежцами, их летописцы называют «мурманью». Возникла настоятельная потребность определить государственную границу между владениями вольного города Новгорода и Норвегией.

К норвежскому королю Хокону прибыло представительное новгородское посольство, наделенное большими полномочиями. Задачами было не только определиться с границей, но и посватать сына Александра Невского Василия. Ему исполнилось двенадцать лет, и родители хотели, чтобы невестой стала королевская дочь Кристина. Послам в княжеском тереме, в Рюриковом Городище, было сказано:

— С королем Хоконом нам мир нужен. Норвежцы на берегах северных морей ключи от них держат. А это торговый путь на запад. Пусть пока еще малохоженый...

— Надо договориться о рубеже. Чтобы дальше него норвежцы не ходили в северные леса — мы оттуда пушнину берем, соболиную казну...

— Княжичу Василию сватайте королевскую дочь Кристину. Тогда у Новагорода на том конце Варяжского моря сильный союзник появится. Свеям придется задуматься...

— Честь королю Хокону великую окажите, но и о своей чести помните в стране норвегов...

Посольство справилось со своими задачами только наполовину. Границы были оговорены и закреплены соответствующими договорами, но сватовство не состоялось. Помещали непредвиденные обстоятельства. По этому поводу в старинной исландской саге сообщалось:

«В то время было немирье великое в Хольмграде (Новгороде, речь же шла о Русской земле вообще. — А.Ш.); напали татары на землю конунга (князя) Хольмграда (Александра Ярославича. — А.Ш.). И по этой причине не поминали больше о сватовстве

Так великокняжескому роду Всеволода Большое Гнездо не пришлось породниться с семьей норвежского короля. А Новгородская Русь могла получить немало выгод от такого династического брака, прежде всего торговых и промысловых на Севере. К тому же скандинавский монарх был сильным в военном отношении.

...Вне всякого сомнения, хан Золотой Орды был прекрасно осведомлен о том, что творится на Руси: он имел там «глаза и уши». Потому не были для него большим секретом слова и действия великого князя Владимирского и его тестя князя Даниила Галицкого. И тот и другой хотели встать во главе широкого восстания на Русской земле, чтобы освободить ее от ордынского ига. Они деятельно готовили вооруженное выступление, но, увы, обстоятельства и само время были против них.

Когда хан Батый получил новые доказательства строптивости и прямого неповиновения Андрея Ярославича, то в гневе решил наказать мятежного данника. У монголов к тому времени была богатая практика карательных походов. Владениям непокорных князей готовилась участь быть разграбленными и опустошенными.

На Владимирскую Русь двинулось сильное золотоордынское конное войско. Во главе его хан Батый поставил опытных вождей — «царевича» (то есть чингисида) Неврюя и темников Катиака (Котяна) и Алыбуга (Алабуга). Сарайский повелитель приказал кратко:

— Приведите ко мне князя Андрея...

«Царевич» Неврюй так перефразировал ханское повеление своим тысячникам:

— Хан Батый приказал связать веревками князя Андрея и с его людьми привести на аркане в Сарай. Города княжеские отданы нам в добычу...

Еще не зная об этом, выздоровевший Александр Невский отправился в Золотую Орду к хану. Свою поездку новгородский князь совершил в конце мая 1252 года, как только сошел снег и подсохли степные дороги. В июне посольство вольного города во главе с его правителем достигло ханской ставки.

Историки до сих пор спорят о цели той поездки Александра Ярославича в Золотую Орду. Несомненно одно: он хотел отвести надвигающуюся беду от Руси. Знал достоверно, что ряд русских князей настроен на выступление с оружием в руках против власти ордынцев. Знал и то, что они серьезной военной силой не обладают, если не считать личных дружин в несколько сот конных витязей.

Передав хану Батыю, его семье и вельможам богатые дары, князь пожаловался на своего младшего брата Андрея, ибо тот сел на великое княжение Владимирское не по правилам. Он был моложе Александра и к тому же «выходы и тамги хану платит не сполна».

Сегодня совершенно невозможно установить все мотивы, по которым Александр Невский жаловался хану на родного брата. Наверное, это была не только его воля, но и воля тех удельных владельцев, кто держался старинных обычаев. По ним «стол» великого князя на Руси наследовался старшим сыном.

Новгородский правитель старался доказать хану Золотой Орды, что неповиновение ему русских князей происходит из-за разногласий, царящих на Руси. Да и сам Батый мог убедиться в этом: сколько напрасных жалоб друг на друга ему пришлось выслушивать от князей. Александр Ярославич говорил Сартаку:

«Я полагаю, если не будем прощать людям согрешения их, то и Всевышний не простит нам согрешений наших».

По-разному оценивая цель той поездки Невского в Сарай в первой половине 1252 года, большинство исследователей сходятся в одном: старший брат «по старине» оспаривал «стол» великого князя у младшего брата. Такие распри вели только к ослаблению Руси. Летописи полны сообщениями, как русские князья из одного рода и одной семьи ополчались друг на друга в борьбе за удельную власть. И тогда пламя междоусобной войны охватывало сразу несколько княжеств.

События 1252 года летописцы называют походом на Русь «Неврюевой рати». Ханский полководец Неврюй отличался не столько опытностью, сколько хитростью. Он ее продемонстрировал и на сей раз. Подойдя к границам русских земель, ордынское войско тайно перешло брод через реку Клязьму под Владимиром и... быстро двинулось от него к городу-крепости Переяславлю-Залесскому.

Великий князь Владимирский не испугался прихода ордынцев. Андрей Ярославич собрал немногочисленное войско, основой которого стала его личная дружина, и смело вышел навстречу Неврюю. Произошла ожесточенная битва, в которой монголы одолели владимирцев. Летописец так отозвался о ней:

«И бысть сеча велика, гневом же Божиим, за умножение грехов наших, погаными христиане побежени быша».

Андрею Ярославичу с княгиней и ближними боярами удалось спастись. Они бежали сперва в Новгород, а оттуда — в Псков. Из Пскова беглец уехал в Колывань (Ревель), а затем вместе с семьей перебрался в «немецкую» землю, осев в Риге. Известно, что там русского князя встречал сам магистр — глава Ливонского ордена. Свой «исход» из Руси младший брат Александра Невского закончил в Швеции. Там его радостно приняли:

— Когда родной брат Александра становится ему врагом, то наши дела в Тавастланде и в землях карел пойдут лучше...

Разбив владимирское войско, ордынская конница «царевича» Неврюя осадила Переяславль-Залесский и взяла его приступом. В систему монгольского правления на завоеванных землях входила беспощадная кара восставших. Древний город был разорен дотла, а множество его жителей «избито». Были убиты жена и дети другого младшего брата Александра Невского — Ярослава. Бессчетное число людей ордынцы увели с собой в полон. Страшному опустошению подверглись и владимиро-суздальские земли.

Предвидел ли такой оборот дела князь Александр Ярославич? Наверное, нет. Случившаяся беда еще раз показала, что в отношениях с Золотой Ордой следовало быть сверхосторожным, не давая повода для ее военного буйства.

Хан Батый решительными и беспощадными действиями, посылкой на Владимирскую Русь «Неврюевой рати» лишний раз продемонстрировал военную силу подвластной ему Золотой Орды. Монгольское государство тогда тоже показало свою силу. Ордынское войско, ведомое младшим братом нового великого хана — Улагая, взяло приступом город Багдад — столицу Багдадского халифата. Потомки его правителя Гаруна Аль-Рашида были завернуты в ковры и растоптаны конями победителей.

Под горячую руку Батыя попал и тесть князя Андрея Ярославича Даниил Галицкий. По велению великого хана на него, одновременно с «Неврюевой ратью», двинулось 60-тысячное войско под начальством темника Куремсы. Еще раз оказался прав Александр Невский, призывавший правителей русских княжеств не ссориться с ордынской властью.

В походе темника Куремсы против Даниила Галицкого участвовали даже русские князья. Среди них оказался Изяслав, князь Северский, внук Игоря Святославича, героя «Слова о полку Игореве». Он хотел силой ордынского оружия заполучить для себя город Галич.

Князь Даниил Галицкий два года успешно сопротивлялся монголам, но те все же смогли его победить. С независимостью Галицко-Волынской земли было покончено, были разрушены укрепленные города Кременец, Луцк, Львов и другие. Не помогла Даниилу Галицкому христианская Европа в борьбе с ордынцами, хотя ему и пришлось в 1254 году перейти из православия в католичество. За это Папа Римский венчал русского удельного князя на королевство. Однако в Европе за новоявленного короля Галиции воевать никто не стал:

— Так каждый французский граф или итальянский герцог захочет заполучить королевскую корону.

— Пусть этот Даниил, король Галиции, сам воюет за свое королевство с татарами. Нам заступаться за него проку никакого.

— Как он править своим народом станет: папству ради короны присягнул, а все его княжество иной христианской веры...

Золотоордынцы пусть с трудом, но все же привели в повиновение Галицко-Волынскую Русь. Ее князю, а теперь королю Даниилу, пришлось испрашивать ханский ярлык на правление собственными землями. Это дало повод летописцу записать такие строки:

«О, злее зла честь татарская!..»

Хану Батыю, внуку Чингисхана, надо отдать должное: он умел держать свой улус, названный им Золотой Ордой, в подчинении.

...Александр Невский вернулся из Сарая на Русь с ярлыком на великое княжение в стольном граде Владимире. Такова была воля хана Батыя. Он желал видеть старшим в русской княжеской семье авторитетного правителя, верного ему человека. Батый понимал, что смуты на Руси сказываются на ханской казне. А Золотая Орда вела частые войны, на которые уходило много денег.

Ярлык (от тюркского «яалэк», то есть повеление, приказ) давал Александру Ярославичу право собирать дань с других князей для Сарая. «Выход» доставлялся в Золотую Орду ежегодно. В ярлыке были и такие слова:

«Не изъиначиваем первых ярлыков, по первым грамотам нашим, первых царей великих грамотам и дефтерем».

До наших дней не сохранился ни один княжеский ярлык. Но несколько таких ханских повелений иерархам православного духовенства дошло. В ярлыке, данном золотоордынским ханом Узбеком в 1313 году митрополиту Петру, среди прочего говорилось:

«А мы Божия брежем и данного Богу не взимаем; а кто взимает Божие, и тот будет повинен, и гнев Божий на него же падет, а от нас будет казнен смертною казнию, да, то видя, иныя в боязни будут. А поедут наши баскаки, таможники, данщики, поборщики и писцы по сим нашим грамотам, как наше слово молвило, да будут все соборные церкви целы митрополичи, никем ни от кого не изобижены вся его люди и вся его стяжания; как ярлык имеет: и архимандриты, и игумены, и попы, и вся его причты церковныя, ничем никто да не будет изобижен».

...С тяжелым сердцем ехал новый великий князь Владимирский по отцовским владениям, которые перешли к нему после бегства младшего брата. Родной город Переяславль-Залесский подвергся полному разграблению. Такие же зрелища представляли собой многие другие города и селения.

Жители стольного града Владимира-на-Клязьме оказали великому князю Александру Ярославичу, защитнику земли Русской, торжественную встречу. Митрополит Кирилл со «всем священным собором» встретили его у стен города-крепости вместе с тысячами горожан. Такая встреча лишь подтверждала популярность и авторитет князя-победителя.

Обосновавшись во Владимире, Александр Невский сразу же принялся восстанавливать опоганенные православные храмы, собирать в опустевшие города и села разбежавшийся куда глаза глядят народ. Летописец писал о тех великокняжеских трудах так:

«Люди распуженна собра в дома своя».

Большие усилия потребовались для того, чтобы усыпить подозрительность владыки Золотой Орды. О том, насколько успешно это удалось, свидетельствует следующее. Со временем Александру Невскому удалось добиться прощения Андрея Ярославича, и тот смог вернуться из-за границы домой «под руку» старшего брата. Великий князь передавал хану через доверенных людей:

— Мой брат Андрей за свою вину перед Сараем винится, готов на ханский суд предстать с повинной головой...

Батый однажды заметил:

— Ну и хитрый же этот князь Александр. Хочет младшему брату жизнь и удел сохранить. Знает, что мой меч повинную голову не сечет.

— Так что передать князю Александру, великий хан?

— Пусть держит своего неразумного брата подле себя. Во Владимире за ним легче будет присмотреть, чем в стране шведов, которые часто нападают на моих данников...

Спокойного правления у великого князя Владимирского не получилось. Когда он правил вольным Новгородом, то от него требовалось быть прежде всего искусным воителем, способным «оружной рукой» защитить земли вольного города. Теперь же надо было быть иным правителем — рачительным хозяином, «восточным» политиком и дипломатом.

Известный историк конца XIX столетия М. Хитров писал, что именно на великокняжеском «столе» раскрылись главные черты характера Александра Невского. Пристрастный исследователь его жизненного пути отмечал в своем труде:

«Он не увлекается личной, рыцарской храбростью, не жаждет военной славы; битвы и победы составляют для него только средства для достижения высших целей. Он не гордится своими успехами, приписывая их всецело небесной помощи. Проявляя личную храбрость, где нужно, он побеждает неприятеля главным образом стратегическим искусством, глубоко обдумывая план своих действий и затем с ужасающей быстротой приводя его в исполнение. Таким образом, это была вовсе не бурная натура, страстно и неудержимо стремившаяся вперед и увлекавшая за собой других.

В вопросе о великом княжении он обнаруживает удивительную предусмотрительность и осторожность, скромность и самоотвержение и вместе с тем глубокое уважение к правам других. Он умеет терпеть, когда другие спешат. Сознание внутренней нравственной мощи сказывается в этом спокойствии...

В нем в удивительном согласии сочетались три величайшие доблести: практический трезвый взгляд, гибкий, изобретательный и широкий ум, способный обнимать разнородные предметы и обстоятельства во всей их сложности и, проникая в будущее, намечать новые формы, жизни, в соединении с несокрушимой волей и самообладанием. Эти свойства помогли ему проявить более высокую, чем доблесть полководца, поистине царственную добродетель правителя...

Он — один из тех немногих великих людей в истории, которые завершают предшествующую эпоху и, сознав полную несостоятельность прежних форм жизни, отдаются на служение новым началам, несмотря на личные страдания и даже унижения. Александр имел достаточно силы и самоотречения, чтобы воплощать в своей деятельности идеалы будущего и сообразно с ними устраивать судьбы своего народа тем способом, какой только был возможен по обстоятельствам того времени, благодаря чему новые, намеченные им порядки, несмотря на ошибки его преемников, пустили корни в народной жизни и получили возможность дальнейшего развития и применения.

И в этот момент своей жизни, который должен был повлиять на судьбу целых столетий, он является перед нами великим правителем и героем, который жертвует своим спокойствием, всеми выгодами и почестями своего положения, всеми личными интересами для того, чтобы заложить прочные основы великого здания будущего, отличаясь в этом отношении от всех современных ему князей.

Фундамент Московского государства был заложен Александром. Успехи Даниила, Калиты, Донского, Ивана III были бы невозможны без Александра».

...Первое беспокойство великому князю Владимирскому доставил вольный город Новгород. Древнерусская боярская республика вновь оказалась под угрозой нашествия все тех же крестоносцев, которые к тому времени оправились от понесенных поражений и стали готовиться к новому «натиску на Восток». Великий князь отписал новгородскому архиепископу:

«У Новагорода опять два ворога. Когда одного бить будете, не забывайте, что другой на пороге земли нашей уже стоит...»

Первыми, как и пятнадцать лет тому назад, двинулись в новый крестовый поход шведские феодалы. История, словно спираль, повторялась. С благословения папских легатов шведские рыцари захватили Финляндию и укрепились в ней. Теперь на повестку дня стал вопрос о вторжении в земли соседа — Новгорода Великого, где проживали приладожские карелы.

Папская курия позаботилась о наборе новых крестоносцев в войско Шведского королевства. В нем, кроме местного рыцарства, оказалось немало немецких орденских братьев, прежде всего тех, кто владел поместьями в Пруссии и датской Эстонии, датских и прочих искателей славы и военной добычи.

Перед этим Литва напала в который уже раз на Торопецкую волость, спеша разграбить ее. Старший сын Александра Невского Василий с новгородцами разбил налетчиков в битве под городом Торопцом. У «литвинов» был отбит весь людской полон и большая часть награбленного добра. Победное известие порадовало великого князя Владимирского: его старший сын-наследник продемонстрировал хорошие задатки умелого воителя:

— Расскажи, Василий, как ты литвинов побил?

— Они торопецкие земли спешили пограбить, думали, что новагородцы запоздают. Потому и сторожили свой разбой плохо. А тут мы на них и навалились. Воины бились храбро, много литвинов побили. Злы на них мои воины были сильно, потому полон взяли малый.

— Людей тех отбили у ворогов, что они в Литву угнать хотели?

— Всех, отче. Литвины гнали их к себе целыми семьями. Поселить хотели у себя на пустошах, чтоб землю распахивали.

— Жители Торопца тебя славили за битву?

— Еще как, отче. В колокола били, в рожки играли. От города стол накрыли новагородцам. И тебя славили.

— Меня?

— Да, отче. В торопецких церквах в тот день службы служили, поминали князя Александра Невского. Как он из их города литвинов изгнал.

— Значит, помнят торопчане, как я за них заступался?

— Как такое не помнить...

Затем последовало вторжение крестоносцев на новгородское порубежье. Шведы и их союзники, высадившись с корабельной флотилии на восточном, русском, берегу реки Наровы, сразу же приступили к строительству там крепости. В случае захвата наровского устья Швеция обеспечивала себе контроль над землями ижорцев, южных карел, входивших в состав Новгородской Руси. Кроме того, перекрывался торговый путь из реки Невы по Финскому заливу и дальше, в Варяжское море.

Новгородцы стали собирать городское и сельское ополчение «по своей волости, тако же копящее полки». Вольный город отправил послов во Владимир, прося великого князя о помощи. Однако посылать дружины Владимиро-Суздальской земли на балтийские берега не пришлось. Крестоносцы, узнав о спешном сборе в Новгороде сильного ополчения, бросили постройку крепости и, погрузившись на корабли, «побегоша за море».

Столь поспешное бегство шведов с правого берега Наровы объясняется довольно просто. Они еще не забыли урок, который был получен ими на невских берегах в 1240 году. Кроме того, они опасались, что придется столкнуться с русской ратью, ведомой все тем же князем Александром Ярославичем.

Придет время, и шведский король Магнус (по-русски — Магнуш) скажет своим воинственным соотечественникам заветное слово:

— Не наступайте на Русь!..

В 1352 году он составил завещание, содержание которого и по сей день вызывает много споров среди исследователей. В королевском завещании среди прочего говорилось:

«Я, князь Магнус, король шведский, нареченный в святом крещении Григорием, уходя из этого мира, пишу завещание при жизни своей и приказываю своим детям, и своим братьям, и всей земле Шведской: не нападайте на Русь, если крест в том целовали; нет нам в этом удачи...»

После изгнания шведов с берегов Невы «немцы юрьевские» — ливонские рыцари — предприняли крупными силами нападение на Псков. Взять город-крепость они, разумеется, не смогли, но зато пожгли его пригород — посад, где проживали в основном ремесленники и работные люди. Псковичи, вовремя укрывшиеся за каменными стенами, успешно отбились от нападающих.

Известие о появлении немецких «псов-рыцарей» под Псковом всполошило новгородцев. Ливонский орден нарушил подписанный им после Ледового побоища мирный договор. Вольный город «ополчился» и незамедлительно пришел на помощь псковичам. Новгородцы пошли и за реку Нарову. Ливонцы, не успевшие укрыться в своих каменных замках, были настигнуты и разбиты. После этого разорению были преданы селения на левом наровском берегу. Разгневанный за откровенно разбойное нападение Александр Невский велел:

— Проучить ворогов надо. Идите на другой берег Наровы и повоюйте там зажатием, разорите имения немецкие...

Ордену, не ожидавшему такой ответной реакции, пришлось посылать на берега Волхова «именитых» послов. Ливонцы заключили невыгодный для себя мир «по всей воле новгородской». Послы так и сказали на Совете господ:

— Мы пришли брать мир между нами по воле вашей. Как скажет ваш князь Александр, так оно и будет...

Мир был подписан без каких-либо трений. Псковичи же пригласили к себе на княжение Ярослава Ярославича, младшего брата великого князя Владимирского.

После этих побед Александр Невский мог надеяться на длительное перемирие с Ливонским орденом и Шведским королевством. Там все больше склонялись к устойчивому миру, поскольку заморские рыцари были еще и весьма предприимчивыми купцами. Недаром шведы так настойчиво стремились завладеть морскими торговыми путями вольного города.

Все мирные переговоры новгородцев с ливонцами и Стокгольмом обязательно касались торговых дел. Благодаря таким переговорам Новгород получил от европейских «коллег» статус наибольшего благоприятствования, стал чем-то вроде свободной экономической зоны — членом Ганзейского союза. Не случайно этот древний русский город слыл богатейшим во всей Руси.

Пришлось менять политику в отношении славянского Востока и папскому Риму. Там поняли, что одной лишь силой оружия невозможно превратить Новгородчину и Псковщину в зону католического вероисповедания.

Переговоры с Папой Римским до этого велись князьями Михаилом Черниговским, Даниилом Галицким и даже отцом Александра Невского — Ярославом Всеволодовичем. Католические священники-миссионеры (и по совместительству разведчики) доходили на востоке до самого Каракорума. Однако плодовитой деятельностью среди степных народов миссионеры похвастаться не могли.

Александр Ярославич хорошо знал историю христианского мира, будучи на Руси одним из образованнейших людей. Он помнил о судьбе Константинополя — Царьграда, захваченного и разграбленного в 1204 году рыцарями-крестоносцами, которые шли в Палестину — Святую землю с благословения Папы Римского.

Да и собственный опыт, которого он набрался на новгородском княжении, побуждал не доверять католическому Западу. Князь Даниил Галицкий за союз с Римом, ничего не дававший ему в военном отношении, заплатил изменой православию — церковной унией с папством. Александр Невский не желал этого родной для него Русской православной церкви.

Римский Папа Иннокентий IV, видя, с каким противником приходится иметь дело на православной Руси, изменил тактику. Вместо рассылки грозных посланий — булл, призывавших к крестовым походам против северных «язычников», он в своей внешней политике избирает иной путь. Ставка делается на попытку обратить старшего среди русских князей, известного Европе полководца в католическую веру.

В 1248 году Папа Иннокентий IV отправил к великому князю во Владимир представительное римское посольство, которому пришлось проделать долгий и местами опасный путь. В посольство вошли два опытных дипломата — кардиналы Галд и Гемонт. Им предстояло вручить Александру Невскому специальное послание Папы и употребить все усилия к тому, чтобы склонить его к подчинению Риму.

Прибыв на берега Клязьмы, послы Иннокентия IV, который именовал себя «рабом рабов Божиих», представились старшему в русской княжеской семье:

— Святейший отец много слышал о тебе, славный и дивный князь. Поэтому он послал нас, своих кардиналов, чтобы ты выслушал.

— Я готов вас выслушать. Но мне думается, что на беседу надо пригласить и иерархов русской церкви.

— Нам дано поручение говорить только с тобой, герцогом Суздальским, а не со священниками твоей столицы.

— Хорошо, будь по-вашему. Беседуйте тогда со мной.

— Нам его святейшеством Папой поручено передать послание, писанное на земле Франции, в богатом городе Лионе.

— Читайте его и переводите...

Послание адресовалось «благородному мужу Александру, герцогу Суздальскому». Римский Папа ссылался на отца Невского — великого князя Ярослава Всеволодовича, который якобы когда-то готовился отдаться послушанию римско-католической церкви и готов был привести своих подданных к повиновению «апостольскому престолу».

Обращение Папы Иннокентия IV к русскому князю-воителю заканчивалось следующими словами:

«Да будет тебе ведомо, что, сколь скоро пристанешь ты к людям, угодным нам, более того — Богу, тебя среди других католиков первым почитать, а о возвеличивании славы твоей неусыпно радеть будем».

Великий князь Владимирский не стал ввязываться в богословские споры с римскими кардиналами, которые, как ни странно, дискуссировать с учеными мужами Русской православной церкви не пожелали. Он в ответ написал Папе кратко о верности русских людей Христовой церкви и вере семи вселенских соборов:

«Сии все добре сведаем, а от вас учения не приемлем».

Католичество было исторически неприемлемо для Русской церкви. Уния с католицизмом означала отказ от православия, отказ от источника духовной жизни на Руси, от предназначенного ей исторического будущего, обречение русского народа на духовную смерть. Монгольские завоеватели в покоренных землях не покушались на веру подвластных им народов. Католические же завоеватели беспощадно искореняли на приобретенных огнем и мечом территориях все «языческое».

Посольству пришлось уехать из Владимира ни с чем. Тогда «апостольский престол» в лице Папы Иннокентия IV вновь сделал ставку в своей экспансии на Восток на немецкое крестоносное рыцарство и Шведское королевство. Однако те не торопились с военными походами, памятуя прошлые уроки. Из Рима ливонцам и Стокгольму попробовали указать:

— Идите на Восток, распространяйте там среди неверных римскую веру. Я вас благословляю.

Так возникла опасность новых крестоносных вторжений. В такой предгрозовой ситуации Александр Невский задумал нанести превентивный удар — пойти походом в центральную часть Финляндии. Он решил изгнать оттуда шведских феодалов, которые закреплялись на сопредельных с землей карел территориях. Карелы являлись союзниками и частью данниками вольного Новгорода.

Большой поход организовывался втайне от новгородского боярства, в среде которых у великого князя находилось немало недоброжелателей. «Золотые пояса» давно выражали свое недовольство самовластием Александра Ярославича: он расширял княжеское землепользование и единолично выносил судебные приговоры. Такие действия ущемляли права веча, Совета господ и полномочия городского посадника.

О том, насколько ревностно именитое боярство отстаивало свои исконные права, говорят события начала 1255 года. Новгородское боярство тогда пошло на открытый конфликт с великим князем Владимирским, дважды спасшим Отечество от иноземцев-крестоносцев. Из вольного города был изгнан княживший там сын Александра Невского — Василий. Совет господ поставил во главе города своего посадника Анания, сместив старого, который являлся сторонником князя.

Изгнанный князь Василий Александрович с дружиной и семьей ушел в Торжок и там стал дожидаться прибытия отца с подмогой. Тот не замедлил явиться с владимирской дружиной и вместе с сыном двинулся к Новгороду. Не входя в него, Александр Невский потребовал от горожан сместить посадника Анания, ставленника боярской знати.

Начались трудные переговоры. Бояре через своих послов ответили великому князю Владимирскому дипломатично и твердо:

— Иди, князь, на свой стол и злодеев не слушай. Оставь свой гнев на Анания и мужей новагородских...

Но Александр Невский не собирался уступать «злокозненному» боярству и стал настаивать на выдаче нового новгородского посадника, одного из инициаторов «бесчестия» своего сына. Позиция князя-воителя в вольном городе многих смутила.

Новгородское вече задумалось, поскольку не могло решить, как строить отношения с отцом и сыном Ярославичами, стоявшими под самыми городскими стенами во главе своих испытанных дружин. На бурном вече одни кричали:

— Князя Василия мы ни в чем не виним!..

— Во всем виноваты наши клятвопреступники!..

— Бог Совету господ судья и святая София!..

— Звать назад сына Невского!..

— Новагороду надо помнить добро от Ярославичей!..

Другие вечники продолжали упорствовать, подогреваемые боярскими людьми:

— Стоять всем за правду новагородскую!..

— Мы люди вольные, а не княжеские!..

— Бояре верно говорят Ярославичу: «Иди на свой стол!..»

На вече не раз вспыхивали кулачные потасовки между боярскими людьми и их противниками. Принять же решение с большинством голосов вече долго не могло.

Все же после жарких и долгих споров вече сместило Анания с поста городского посадника. Только после этого Александр Невский с дружиной вошел в Новгород, восстановил на княжении сына и самолично назначил посадника из верных ему людей. Им стал популярный на Новгородчине человек — Михаил Степанович, один из героев Невской битвы.

Вольнолюбивые новгородцы на этот раз не стали противиться великокняжеской воле. Это был для истории первый случай, когда воля князя, пусть даже любимого, оказалась сильнее вечевых обычаев. Но время было тревожное, враг зримо стоял на порубежье, и вече да и сами «золотые пояса» в разгоревшемся конфликте продемонстрировали благоразумие:

— Если отойдет от нас великий князь Владимирский, то не отобьемся мы ни от свеев, ни от Ливонии.

— Вечники стоят за Ярославича. Будем им противиться — кинут нас в Волхов, придется испить его водицы.

— Нельзя сейчас перечить Невскому, время пришло смутное. С одной святой Софией с ворогами не сладим...

Вскоре возвратился из «Немецкой земли» младший брат великого князя Андрей Ярославич. Летописец писал, что Александр Невский встретил беглеца «с любовью». Он хотел дать ему в управление город Суздаль, но побоялся ханского гнева на возвратившегося на Русь мятежного князя. Андрей получил удел поменьше — порубежные города в волжском крае Городец и Нижний Новгород.

Беспокоясь за судьбу родного брата, великий князь отправил к хану Золотой Орды послов с богатыми дарами. Подношения в мехах и серебре подействовали на Батыя, его семейство и вельмож. Согласно ханской воле Андрей Ярославич сел на княжение в большом по тому времени городе Суздале. От него и пошел род князей суздальско-нижегородских, давший немало славных имен для истории государства Российского.

Новый, 1255 год принес Александру Невскому хорошее во всех отношениях известие из Сарая. Хан Батый был зарублен в какой-то малозначащей стычке во время завоевательного похода в Угорскую землю, то есть в венгерские степи. Новым правителем Золотой Орды стал сын Батыя Сартак, побратим Александра Ярославича. С ним можно было строить мирные взаимоотношения, на что и рассчитывал великий князь Владимирский. Когда известие о гибели хана Батыя пришло во Владимир-на-Клязьме, Александр Ярославич сказал своим боярам:

— Велик был хан Батый. Полонил все русские земли. Но теперь Сартак стал повелителем Золотой Орды. И это хорошо, бояре.

— А что хорошо, княже?

— Хан Сартак мой побратим. И к христианам зла не держит.

— Посылать гонцов к нему с поздравлением? С соболиной казной?

— Шлите с дарами богатыми. Соболя чтоб были шерстинка к шерстинке...

Весной того же года несчастье пришло в семью Ярославичей. В Углич-Поле скончался брат Александра Константин. Великий князь и весь собор церковный встречали похоронную процессию во Владимире; тело усопшего было «положено» в церкви Святой Богородицы.

...Готовя новый большой поход в финляндские владения Шведского королевства, полководец назначил его на зиму. В ее начале должны были замерзнуть реки и озера, полки могли двинуться по надежным зимним путям-дорогам. О конечной цели похода не знали даже ближние бояре-воеводы владимирские. Уже после похода Александр Невский «повинился» перед своими людьми:

— Сказать раньше времени не мог. Кто знает, куда бы птицы залетные разнесли бы вести о моих думах на поход...

Когда собранные воедино владимирские и новгородские полки подошли к Копорью, князь объявил войску о целях похода в захваченную шведами Финляндию. Многие новгородские ополченцы под влиянием «злокозненных» бояр отказались идти дальше: в земле «чуди белоглазой» они не видели для себя богатой военной добычи. Боярство же вольного города усмотрело в Александровой походе на «Свейскую землю и на Чудь» немалую для себя опасность. «Золотые пояса» рассуждали так:

— Если мы побьем чудь белоглазую, то чьими станут их озерные земли? Города или Ярославича?..

— Чего думать! Ясно дело — земли чуди станут княжескими. Нам их не видать как своих ушей...

— Хитер Ярославич. Биться воям Новагорода, а усилится потом князь, а не мы, господа новагородские...

— И без того силен великий князь Владимирский. Хочет стать еще сильнее?!

— Нельзя, бояре, давать ему больше силы. Опасен и так...

— Последние вольности отнимет. Нас, бояр, совсем перестал слушаться...

В походном стане близ Копорья в новгородских полках началось брожение. Но все же любовь к князю-ратоборцу пересилила недовольство боярских людей. Только малая часть «воев» ушла из полков и отправилась по домам. Александр Невский не стал препятствовать «исходу» из собранного им войска:

— Пусть идут спать зимой на печах и полатях. Только пусть ведают, в Новагороде их люд не одобрит...

Остальные ополченцы изъявили желание участвовать в походе, не обещавшем богатой добычи. Прибывший в Копорье митрополит Кирилл благословил воинов и их вождя. В начале похода к владимиро-суздальским и новгородским ратникам присоединились дружины карел.

Поход проходил в тяжелых условиях. На землю финнов русская рать вошла по льду Финского залива, чего шведы никак не ожидали. Впереди войска шли местные жители, так называемые шестовики, которые высматривали полыньи и тонкий лед. Короткие сумрачные дни, глубокие снега, гористая местность не стали серьезным препятствием для «воев». Летописец скажет о том походе:

«Бысть зол путь, аки же не видали ни дня, ни ночи...»

Шведы не смогли оказать русичам сколько-нибудь серьезного сопротивления. По крайней мере летописи ничего не сообщают об этом. Им пришлось частью бежать обратно в свое королевство, частью «затвориться» в возведенных в озерном крае каменных и деревянных замках. Насильно обращенные в католичество финны помогали княжеской рати брать их приступом. Поместья «людей шведского короля» предавались огню.

Пройдя Южную Финляндию, русская рать двинулась к Поморью — побережью Ботнического залива. «Вой», ведомые проводниками-финнами, двигались нехоженым путем на лыжах. Александр Невский в том походе завел свое войско далеко на север и, совсем немного не дойдя до Полярного круга (!), близ Улеаборга (Овлуя), повернул обратно. Великий князь наравне со всеми делил тяготы зимнего похода к финскому Заполярью.

Из Финляндии войско все же вернулось в Новгород с большой добычей. Феодальные замки природных «свеев» оказались богатыми, много в них нашлось разных ценностей. Так что тем, кто отказался участвовать в походе, пришлось жалеть:

— Послушались боярских людей — богаче не стали...

— В другой раз «золотые пояса» указкой нам не будут...

Швеция была настолько поражена подобным военным предприятием Александра Невского, что только спустя 37 (!) лет осмелилась вновь начать враждебные действия против русских. «Свейские люди» были вынуждены остановить свое продвижение в восточном направлении, на рубежи реки Кюмийоки: в земли карел они не пошли. Так сорвалась попытка ярла Биргера, старого знакомого новгородцев по Невской битве и ныне властвовавшего в Стокгольме, взять под контроль торговые пути вольного города.

Один из биографов великого князя Александра Невского так отзывается о его зимнем походе к Заполярью:

«Мы положительно ничего не знаем, что имел в виду Александр Ярославич, предпринимая поход против шведов. Быть может, кроме желания наказать их за нарушение прав народа он имел еще что-нибудь и другое в виду; может быть, в его светлой голове зародилась та же мысль, которая через четыре с половиной столетия была осуществлена Петром Великим...»

Финляндский поход надолго решил проблему защиты северо-западных границ Руси. Под впечатлением его стал осторожнее и Ливонский орден. Магистр и прибалтийские епископы всерьез опасались, что глава русских князей может совершить подобное вторжение и в их Ливонию.

Впоследствии так и случилось: во время длительной Ливонской войны рати Ивана IV Васильевича Грозного опустошат ливонские земли. Тогда и рухнет немецкий крестоносный орден, принесший за свою историю много зла Русской земле. Да и не только ей.

В 1257 году великий князь Владимирский совершил очередную поездку в Золотую Орду, к ее новому правителю хану Улагчи. По его указу старший русский князь вез с собой младшего брата Андрея Ярославича (с богатыми подарками для ханского двора) и других удельных владельцев. Поездка оказалась удачной.

Одной из причин успеха поездки в Сарай русских князей стало то обстоятельство, что один из них — Глеб Василькович — женился на монгольской княжне, принявшей христианство, надеясь «сим брачным союзом доставить некоторые выгоды утесненному Отечеству». Такой шаг был испытанным приемом династической дипломатии в истории.

В тот же год сарайский властитель решил переписать все население Золотой Орды, в том числе и на Руси, чтобы упорядочить взимание дани. То есть увеличить «выход». Ханские чиновники-«численники» прибыли в русские княжества. В Сарае согласились с доводами великого князя Владимирского, чтобы сбором дани занимались удельные владельцы, а не баскаки. Но хан обязал Александра Ярославича содействовать «численникам» в переписи городского и сельского населения Руси:

— Я твой повелитель. Мои мурзы не могут сказать, сколько людей в русских княжествах платят мне дань. Моя казна стала пустеть...

Ордынские чиновники пришли на Русскую землю не одни, а в сопровождении воинских отрядов, готовых, в случае неповиновения, исполнить роль безжалостных карателей. «Численники» переписали население Суздальской, Рязанской, Муромской и других русских земель. Главный баскак сидел в стольном граде Владимире-на-Клязьме, руководя действиями «численников».

Ордынцы в ходе переписи русского населения назначали десятников, сотников и тысяцких, в обязанности которым вменялся сбор дани. Тем самым обеспечивалось регулярное и полное поступление «выхода» из Руси в Золотую Орду. От дани освобождалось только черное (монашество) и белое духовенство. Монголы, как и прежде, старались «не обижать» священнослужителей.

Во Владимиро-Суздальской земле перепись прошла относительно спокойно. Но когда монгольские чиновники явились в вольный Новгород, там произошел серьезный конфликт. Горожане, в том числе и псковичи, не испытавшие на себе ужасов Батыева нашествия, возмутились. Они вместе с князем-правителем Василием Александровичем отказались принять ханских чиновников, а вместе с ними и посланцев великого князя. Началась смута, которая привела к кровопролитию.

Духовенство, встав на сторону великого князя, попыталось было образумить новгородскую вольницу. Но было уже поздно, поскольку к «черному люду» и купечеству примкнуло боярство. Посадника Михаила, пытавшегося уговорить горожан подчиниться, новгородцы убили. Обстановка в городе грозила нешуточным мятежом.

Ханские чиновники поспешили вернуться во Владимир. Они пригрозили Александру Ярославичу гневом владыки Золотой Орды. Великий князь прекрасно понимал, что на Русь может нагрянуть новая «Неврюева рать». Тысячи и тысячи людей будут «посечены» и уведены бесследно в полон, разгрому подвергнутся целые области. Этого допустить было никак нельзя.

Александр Невский, как пишет летописец, «разумея беду тую», созвал братьев Ярославичей и не без труда, одаривая ценностями, уговорил ханских чиновников вернуться на Новгородчину. Сам вместе с братом Андреем и ростовским князем Борисом тоже отправился в вольный город, взяв сильную дружину. «Численники» возвращались на берега Волхова, чтобы выполнить ханский указ.

Когда великий князь прибыл к Новгороду, волнения в нем достигли своего апогея. Во главе бунтовавших встал горожанин по имени Александр. Под его воздействием князь Василий Александрович послал сказать отцу следующее:

— Не могу подчиниться тебе, отче. Не быть численникам в Новагороде. Не дам наложить ордынские оковы на вольных людей новагородских. Не приму такой срам перед людьми.

— Василий, надо подчиниться ханской воле. Пусти в город численников. Охрани их от смутьянов.

— Не хочу этого делать. Новагородцы мне измены не простят. И перед Господом мне будет тяжко.

— Послушай меня: не спорь с ханом. Не та сила у тебя, чтобы с Золотой Ордой из-за сумы серебра воевать.

— Нет, отче. Свое слово я уже сказал на вече — не быть численникам в Новагороде...

Когда отцовская дружина грозно подступила к городу-крепости, князь-правитель Василий Александрович понял, что отец с ним шутить не собирается. И бежал в соседний Псков. Новгородцы же продолжали упорствовать, они хотя и приняли у себя ханских чиновников, но от переписи отказались.

«Численники», видя, что дело может закончиться вооруженным бунтом, отъехали в Золотую Орду. Но от города получили богатые дары. Тем самым баскаки давали великому князю Владимирскому возможность самому уладить конфликт. На что тот, собственно говоря, и сам настроился:

— Новагород я давно знаю. Силой его не сломить, ханская конница в болотах здесь головы положит. Скажите хану, что я сам все улажу, как того требует его воля...

Главный баскак такому выходу из создавшейся конфликтной ситуации был несказанно рад: он имел всего тысячный отряд конницы.

— Хорошо сказано. Доложу так хану — он будет доволен тобой, князь Александр. Но помни ханский указ...

Александр Невский выбрал мирное разрешение конфликта. Он «выгна сына своего Василия изо Пскова» и сослал его в Низовскую землю, в городец Родилов:

— Не послушен отцовской воле — поди в Понизовье, одумайся...

Прибывшие в Псков великокняжеские дружинники просто схватили мятежного сына как беглеца. Есть сведения о том, что великий князь будто бы «показнил» дружину Василия. То есть дело дошло до кровопролитной стычки.

Дружинники-владимирцы без сопротивления со стороны горожан вступили в Новгород и провели «розыск» главных мятежников. Многие историки ставят Александру Ярославичу в упрек то, как он обошелся с бунтовщиками. Новгородцу Александру и другим отрезали носы и уши, отсекли руки, «иному из них очи вынимаша», то есть ослепляли. Такими жестокими мерами порядок в городе был восстановлен.

Новым посадником в Новгороде был назначен Михаил Федорович, житель Ладоги. Он не был замешан в боярских распрях. Новым тысяцким стал Жироха. Великий князь выступил на вече, призвав вольных людей быть благоразумными, не конфликтовать с Золотой Ордой, не «наводить» на Русь беду.

Автор «Русской истории, сочиненной Сергеем Глинкою» вложил следующие горькие слова укоризны в уста Александра Невского на том новгородском вече:

«В чем упорствуете? Жизнь братий ваших гибнет, а вы жалеете золота и серебра...

Смиримся на время: недолго будет торжествовать власть иноплеменная, если укрепимся Богом, верой и единодушием».

Восстановив спокойствие (но какой ценой?!) в вольном городе, великий князь отъехал во Владимир. Но события в Новгороде стали разворачиваться совсем не так, как того он хотел. Жестокость породила жестокость. Горожане стали «избивать» княжеских сторонников. Такая обстановка держалась целый год, пока стороны, устав от кулачных боев с применением «дубья», не успокоились.

В1259 году на берега Волхова возвратился посол, ездивший во Владимиро-Суздальскую Русь. Он привез нерадостную весть:

— Монгольские переписчики с конным войском пришли во Владимир и собираются идти на Новагород.

Горожане в ответ заявили:

— Пусть приходит баскак с татарами. Сядем в осаду или выйдем в поле, побьем их в битве.

На что посол сказал:

— Ярославич велел передать, что в Сарае много темников, желающих сходить походом на вольный город. С Новагородом поступят так, как с Владимиром и Суздалем.

Это была угроза нешуточная. Темники могли появиться на Новгородчине с дружинами русских князей, как такое случилось во время похода на Даниила Галицкого. На бурном вече горожане «посовещались» и послали боярина сказать великому князю Владимирскому:

— Мы согласны на переписывание ордынцами...

Вскоре в Новгород прибыли «численники» со своими женами и многочисленными слугами, расположившись в Городище. Вместе с ними прибыл со своей дружиной и Александр Ярославич. Он опасался, что вольные люди могут возмутиться бесцеремонностью сбора дани монголами. Так в действительности и случилось.

Ханские чиновники подсчитывали число людей и на всех накладывали одинаковую дань. Такая ситуация вполне устраивала «золотые пояса» и богатое купечество, поскольку они много не теряли. Но на «черный люд» ханская дань ложилась тяжелым бременем. На новгородских и псковских землях произошли многочисленные бунты с убийством «численников» и их охраны.

Встревоженные развитием событий, ордынские чиновники Беркай и Касачик заявили великому князю:

— Чернь городская не хочет дать нам числа. Что мы будем говорить великому хану? Кто защитит здесь наши жизни?

Александр Ярославич ответил:

— Я дам вам охрану в Городище. Перепись продолжайте. Бунтовщиков сам накажу.

Перепись продолжалась. Она сопровождалась насильственным сбором подарков — «туски» — золотоордынскому властителю. Теперь охрану монгольских чиновников несли княжеские дружинники.

Вольный город на Волхове бурлил, но все же перепись была доведена до конца. Взяв с северных русских земель «число», ордынцы уехали в Сарай, увозя с собой богатую дань и дары. Последующий сбор «выхода» возлагался на новгородского князя.

Новгородцы с трудом примирились с ордынскими поборами, но таким образом избежали разорения своих земель. Усмирив вольный город, Александр Невский вскоре уехал из него, оставив на княжении другого своего сына, малолетнего Дмитрия. Править тому предстояло под присмотром доверенных лиц из числа ближних владимирских бояр.

После волнений на Новгородчине, вызванных взятием «числа» монголами, на Руси наступило затишье.

В русских летописях описание татарской переписи в Новгороде считается одной из самых ярких картин начала золотоордынского ига над Русью. В Новгородской первой летописи, к примеру, говорится (в переводе на современный литературный язык):

«В лето 1257 пришла в Новгород весть из Руси злая, что хотят татары тамги и десятины от Новгорода. И волновались люди все лето. А зимой новгородцы убили Михалка-посадника. Если бы кто сделал другому добро, то добро бы и было, а кто копает под другим яму, сам в нее свалится.

В ту же зиму приехали послы татарские с Александром, и начали послы просить десятины и тамги. И не согласились на то новгородцы, но дали дары для царя Батыя и отпустили послов с миром.

В лето 1259 зимою приехал с Низа Михайло Пинещинич со лживым посольством, говоря так:

— Соглашайтесь на число, не то полки татарские уже на Низовской земле.

И согласились новгородцы на число. В ту же зиму приехали окаянные татары сыроядцы Беркай и Касачик с женами своими и иных много. И был мятеж велик в Новгороде. И по волости много зла учинили, когда брали тамгу окаянным татарам. И стали окаянные бояться смерти и сказали Александру:

— Дай нам сторожей, чтобы не перебили нас.

И повелел князь сыну посадникову и всем детям боярским стеречь их по ночам. И говорили татары:

— Дайте нам число, или мы уйдем прочь.

Чернь не хотела дать числа, но сказала:

— Умрем честно за святую Софию, за дома ангельские (то есть за церкви православные).

Тогда раздвоились люди: кто добрый, тот стоял за святую Софию и за правую веру. И пошли вятшие против меньших на вече и велели им согласиться на число. Окаянные татары придумали злое дело, как ударить на город — одним на ту сторону, а другим — озером на эту. Но возбранила им, видимо, сила Христова, и не посмели.

Испугавшись, новгородцы стали переправляться на одну сторону, к Святой Софии, говоря:

— Положим головы свои у Святой Софии.

А наутро съехал князь с Городища, и окаянные татары с ним. И по совету злых согласились новгородцы на число, ибо делали бояре себе легко, а меньшим зло. И начали ездить окаянные татары по улицам и переписывать дома христианские. Взяв число, уехали окаянные, а князь Александр поехал после, посадив сына своего Дмитрия на столе».

...Гибкая политика великого князя Владимирского давала свои плоды: отношения с Золотой Ордой налаживались. Неспокойным оставалось литовское порубежье. «Литвины» вновь совершили большой набег на русские земли у города Торжка. Под ним им удалось разбить новгородцев, которые пришли на помощь жителям. После этого налетчики беспрепятственно ушли восвояси, уводя много людей в полон и увозя богатую военную добычу. До этого литовцы редко так «легко» отделывались за разбой.

Узнав о случившейся беде, Александр Ярославич не стал собирать рать для ответного удара по Литве. Он поехал в Сарай и там объяснил хану и его вельможам, что набег «литвинами» был совершен не просто на Новгородскую волость, а на земли данников Золотой Орды:

— Великий хан! Пришла Литва и пограбила твоих данников в Новагороде. Людей многих побили, в полон увели еще больше.

— Погромили Новгород, который так противился ханской воле? Помню, князь, о том.

— Новагородцы стали сейчас послушные. Лучшие меха в Сарае: соболя, лисы чернобурые, песцы голубые — их дань тебе. Из других русских княжеств пушнина хуже, великий хан. Теперь выход с Новагорода трудно будет собрать.

— Соберешь, князь, выход в срок. Если надо, то пришлю тебе в помощь баскака с воинами.

— Исполню твою волю, как велено. Что не дособираю, то из своей сумы вложу.

— Хорошо сказал, как верный слуга. Скажи, чем опасна мне эта Литва?

— Тем, что она хочет отобрать у Золотой Орды земли Киева и Галиции. Литвины уже не хотят просто грабить земли русских. Им надо больше.

— Я покараю их за поход на моих данников...

Александровское объяснение разбойных нападений литовцев на новгородские земли возымело свое действие. В отместку за обиды, нанесенные их данникам, золотоордынцы пошли походом на Литовское княжество, который завершился полным успехом. Они давно не брали такой богатой военной добычи. Летописец сообщает, что татаро-монгольская конница встретила слабое сопротивление:

«...Взяли... всю землю Литовскую и со многим полоном и богатством идоша восвояси».

Эти события имели далеко идущие последствия. После такого «урока» набеги литовцев на русские земли временно прекратились и южные новгородские волости обрели мирную жизнь. Рубились заново сожженные деревни, дороги в лесах стали безопасны и для проезжих купцов, и для местных жителей. Торжковским смердам в тот литовский поход повезло: не все поля были вытоптаны и они смогли собрать большую часть урожая. Зима для селян и горожан Торжковской волости голодной не выдалась.

Год 1260-й записан в русские летописи одной многозначительной фразой:

«Мирно бысть».

Эта фраза связывалась с мудрым правлением на великом владимирском «столе» внука князя Всеволода Большое Гнездо ратоборца Александра Ярославича Невского. Мир, пусть и непрочный, пришел наконец-то на подвластные ему русские земли. Но князь понимал всю зыбкость добытого мира. И потому, молясь ко сну в светлице перед образами, просил Всевышнего:

— Господи, сохрани мир на земле моей. Дай ей урожай добрый. Мора и врагов на нее не посылай. Вразуми князей. Дай набраться силы. Не оставь род Ярославичей...

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика