Александр Невский
 

Новгородская боярская республика (земля)

Будущая территория Новгородской боярской республики, населенная славянскими и финно-угорскими племенами, наряду с небольшой территорией «Русской земли», изначально была одним из двух центров образования Древнерусского государства. Именно отсюда и проистекала та особая роль Новгорода в истории Древней Руси, которую отмечали и сами летописцы, и многие историки.

С момента возникновения единого Древнерусского государства Новгород, как и другие русские волости, управлялся великокняжеским наместником, в качестве которого, как правило, выступал старший сын великого киевского князя. По мнению крупнейшего знатока новгородских древностей академика В.Л. Янина, изначально власть великокняжеского наместника не была разделена, и новгородский князь был един в двух лицах, исполняя одновременно и роль «посадника» великого князя. Именно в Новгороде изначально особое место в управлении городом и его округой занимало городское (волостное) вече. В исторической науке до сих пор идет многолетняя дискуссия о разных аспектах этого древнейшего института новгородской «земли».

В частности, одни ученые, сторонники «общинно-вечевой» теории (В. Сергеевич, М. Дьяконов, А. Кузьмин, И. Фроянов, А. Петров), утверждают, что новгородское вече изначально представляло собой демократический институт государственной власти, в котором принимало участие все свободное мужское население города.

Другие ученые, сторонники «феодальной теории» (С. Юшков, В. Янин, М. Алешковский, П. Толочко, М. Свердлов), говорят о том, что новгородское вече было элитным собранием так называемых «300 золотых поясов», т. е. новгородских бояр, нетитулованных землевладельцев и верхушки городского купечества.

Наконец, сторонники «ревизионистской теории» (Ю. Гранберг, Т. Вилкул) утверждают, что новгородское вече не являлось государственным институтом, а было обычным и совершенно безвластным сборищем горожан.

Конечно, последняя гипотеза носит явно искусственный характер, поскольку совершенно не согласуется с хорошо известными источниками. Новгородское вече, как и вечевые структуры других русских городов, с самого начала было органом государственной власти, хотя, безусловно, этот властный институт неизбежно менялся, как по своему социальному составу, так и по своим основным функциям. В этом отношении многие историки обращают особое внимание на события, произошедшие в Новгороде в 1136 г., когда новгородское вече «указало путь» новгородскому князю Всеволоду, сыну и внуку Мстислава Великого и Владимира Мономаха, с княжеского стола. Как повествует Новгородская Первая летопись, в конце мая 1136 г. «новугородци, призваша пльсковиче и ладожаны и сдумаша, яко изгонити князя своего Всеволода, и въсадиша в епископль двор, с женою и детми и с тыцею и стрежаху день и нощь с оружиемь, 30 мужь на день. И седе два месяця, и пустит а из города июля в 15 день. А се вины его творяху: не блюдеть смерд, чему хотел еси сести Переяславли, ехал еси с пълку переди всех, а на то много».

Таким образом, новгородское вече предъявило князю Всеволоду три самых тяжких обвинения:

1) неисполнение своих прямых обязанностей по защите прав и интересов смердов, составлявших подавляющее большинство свободного населения Новгородской волости;
2) добровольный уход из Новгорода на родовой престол в Переяславль вопреки ряду-договору с городским вече о его пожизненном княжении в Новгороде и

3) позорное бегство с поля битвы на Ждан горе в январе 1135 г., в ходе которой Всеволод и его родной брат Изяслав потерпели поражение от суздальского князя Юрия Долгорукого.

Если верить Никоновской летописи, то новгородцы предъявили Всеволоду и другие претензии, в частности, что он

4) «людей не судяше и не управляаше».

Русские и советские историки совершенно по-разному оценивали эти новгородские события. Ряд авторов, в частности, И.М. Троцкий, С.В. Юшков, А.В. Арциховский и В.В. Мавродин, не придавал ему эпохального значения и считал, что это «новгородское восстание» и изгнание князя было вполне рядовым событием на пути окончательного превращения Новгорода в феодальную республику, независимую от власти великого киевского князя.

Другие авторы, напротив, придавали этому восстанию решающее значение в процессе окончательного становления республиканской власти в Новгороде. В частности, академик Б.Д. Греков, выступивший со специальной статьей «Революция в Новгороде Великом в XII в.» (1929), считал, что в 1136 г. Новгород пережил настоящую революцию, утвердившую там новую форму политического строя — республику. По мнению этого маститого историка, свершившийся там переворот означал полную и решительную ликвидацию княжеского землевладения на территории новгородской волости, установление выборности князя и переход к новгородскому вечу верховных государственных прав. Эту точку зрения, которая долгое время господствовала в советской исторической науке, в той или иной мере поддержали многие тогдашние историки, в том числе М.Н. Тихомиров, Б.А. Рыбаков, Д.С. Лихачев, В.Т. Пашуто и Д.А. Введенский, которые рассматривали события 1136 г. «как кульминационный пункт всей русской истории», ознаменовавший собой возникновение Новгородской феодальной республики.

Уже тогда эта концепция была подвергнута весьма аргументированной критике со стороны известного советского историка и археолога профессора В.Л. Янина, который в 1962 г. опубликовал фундаментальное исследование «Новгородские посадники». Комплексно рассмотрев различные источники, он прямо заявил о том, что «новгородское восстание» 1136 г. отнюдь не породило тех норм республиканской жизни, о которых часто писали его оппоненты, поскольку сложение республиканских институтов в городе началось значительно раньше. В частности, «посадничество нового типа» — главного органа республиканской власти в Новгороде, впервые возникло еще в конце XI в. и, по-видимому, с самого начала было выборным. Что касается выборности новгородских князей, то вопрос о принадлежности тамошнего престола решался на новгородских вече и раньше, например, в 1125 г., когда «посадиша на столе князя Всеволода новгородци». Наконец, невозможно говорить и о том, что выборность других должностных лиц была непосредственным порождением этого восстания, поскольку первые выборы новгородского епископа состоялись только в 1156 г., а первый тысяцкий был избран и того позже, в 1189 г.

В 1980—1990-х гг. новый удар по «революционной концепции» советской исторической науки нанесли известные ленинградские историки Ю.Г. Алексеев, И.Я. Фроянов и их ученики А.Ю. Дворниченко, А.В. Петров, Ю.В. Кривошеев и другие. В общем виде их концепция заключалась в том, что:

• вечевой республиканский строй в Новгороде возник значительно раньше событий 1136 г., но именно они имели рубежный характер в окончательном освобождении Новгородской республики от власти великого киевского князя;
• при всем своеобразии политического строя в Новгородской республике, в самом этом устройстве не было ничего принципиально отличного от других русских городов-государств республиканского типа, существовавших в то время во всех русских землях.

Аналогичную точку зрения разделял и известный московский историк профессор А.Г. Кузьмин, который обращал особое внимание на три важных аспекта новгородской государственности. Во-первых, в Новгородской земле изначально существовала иерархия самих городских общин, когда все остальные города — Псков, Изборск, Ладога и другие были «пригородами» Новгорода и несли по отношению к нему определенные повинности. Во-вторых, изначально важную роль в новгородском управлении играл церковный клир во главе с местным выборным епископатом, который обладал целым набором чисто светских хозяйственных функций, что, вероятнее всего, было связано с сохранением каких-то древних традиций арианской церкви. В-третьих, новгородские события 1136 г. имели ключевое событие не только для самого Новгорода, но и для всех остальных русских земель, поскольку именно с этого времени фактически перестали действовать два важнейших принципа княжеской власти — принцип «старейшинства» и принцип «отчины».

Что касается социального состава новгородского вече, то здесь также существуют совершенно разные мнения. Многие историки (М. Дьяконов, Б. Греков, М. Тихомиров, Ю. Алексеев, И. Фроянов) считали, что новгородское вече представляло собой собрание всего мужского свободного населения города независимо от имущественного и социального положения самих горожан.

Их оппоненты (С. Юшков, В. Янин, П. Толочко, М. Свердлов) утверждали, что новгородское вече являлось сугубо аристократическим государственным институтом, членами которого были так называемые «300 золотых поясов», т. е. владельцы крупных городских усадеб, которые принадлежали родовому новгородскому боярству, нетитулованным вотчинникам и верхушке купечества. Этот, совершенно иной, взгляд на социальный состав новгородского вече, высказанный до войны профессором С.В. Юшковым, затем был серьезно подкреплен археологическими изысканиями профессора В.Л. Янина и его учеников. В частности, в своей известной фундаментальной статье «Социально-политическая структура Новгорода в свете археологических исследований» (1982) он убедительно доказал, что «Ярославово дворище» на торговой стороне Новгорода, где собственно и проходило общегородское вече, могло вместить в себя максимум 250—350 человек, а не все многотысячное мужское население города.

Археологические аргументы В.Л. Янина стали веским аргументом в пользу сторонников «аристократического» характера новгородского веча. Относительно недавно это аргумент был серьезно «подправлен» профессором А.Г. Кузьминым. В частности, он предположил, что так называемые «300 золотых поясов», которые упоминались в разных новгородских летописях, вполне могли быть выборными представителями от пяти городских концов — Неревского, Славенского, Плотницкого, Загородского и Людина, где давно существовали свои кончанские веча, на которых избирались кончанские старосты и сотские.

Как бы то ни было, но все историки сходятся в том, что после «новгородского восстания» 1136 г. князь стал вторичной фигурой по отношению ко всем остальным органам городского управления. Зримым изменением политического статуса новгородского князя стал перенос его государственной резиденции с «Ярославова дворища», расположенного в центре города, в его пригород, на «Рюриково городище». Отныне новгородский князь не только приглашался самими новгородцами на их престол, но и заключал с городским вечем специальный договор, нарушение которого вело к изгнанию князя из города. По мнению самих историков (Л. Черепнин, В. Янин, М. Свердлов, В. Водов), первоначально этот договор («докончание») заключался в устной форме, но с конца XII в. он стал носить характер письменного документа, формуляр которого был всегда традиционен и основан на легитимных принципах «старины» (традиции), характерных для всей средневековой ментальности. Этот договор предусматривал как ограничения княжеской власти, так и основные функции князя и его администрации.

В частности, по этому договору князь не имел права:

• отменять любые правовые акты, изданные ранее, как самими князьями, так и новгородцами («грамотъ ти, княже, не посужати»);

• «раздаять волости» без согласия посадника и лишать «новугородски мужи» их «кормлений» и волостей без веских доказательств их вины;
• «держать села и ставить слободы», населенные княжескими холопами, которые автоматически освобождались от уплаты городских податей;
• «держать», т. е. владеть, покупать или принимать «даром» сами новгородские села и т. д.

Этот договор четко оговаривал, что сразу по вступлении в должность князь и его «княжой двор» полностью включались в местную систему военного, административного и судебного управления. В частности, князь:

• будучи главой своей дружины, должен был «по кресте блюсти» новгородские земли от иноземных захватчиков;
• будучи верховным судебным арбитром, «судить и рядить новугородци по правде» и вместе с новгородцами участвовать в «сместном суде»;

• будучи владельцем княжеского домена, рачительно управлять им и получать («куны имати») от новгородских волостей особую подать в виде «дара».

Само новгородское вече обладало чрезвычайно широкими полномочиями, поскольку именно на нем решались все вопросы войны и мира, отменялись устаревшие и принимались новые законы, подати и повинности, а также избирались высшие должностные лица новгородского управления: посадник, тысяцкий и архиепископ.

Посадник. Как справедливо отметил профессор А.Г. Кузьмин, вопрос о времени зарождения этого института и функциях посадника в Х—ХI вв. является самым запутанным вопросом древнейшей новгородской истории. Сама этимология этого слова предполагает два возможных толкования: 1) либо посадник был «посаженным» должностным лицом, 2) либо изначально представлял посад, т. е. торгово-ремесленную часть города. Основная проблема, связанная с институтом посадничества, состоит в том, когда произошел процесс превращения этого древнерусского «чиновника», посаженного киевским князем для управления Новгородом, в выборную республиканскую должность, которая стала высшей фигурой новгородского республиканского управления. Впервые безымянные новгородские посадники были упомянуты в летописной статье, датированной 977 г., когда великий киевский князь Ярополк после бегства его сводного брата князя Владимира «за море» «посади посадникъ свои въ Новегороде». Затем в летописных статьях, относящихся к эпохе Ярослава Мудрого и его старшего сына Изяслава, неоднократно были упомянуты два других новгородских посадника Константин (1016—1019) и Остромир (1054—1057). В дальнейшем институт посадничества стал только укрепляться, поскольку сами киевские князья стали направлять на княжение в Новгород своих малолетних недееспособных детей. Именно в этот период новгородские летописные своды пестрят именами таких новгородских посадников, как Завид, Петрята, Миронег, Савва, Микула, Улеб и другие. В годы правления Мстислава Великого (1086—1117) была достигнута определенная гармония между новгородской «землей» и «властью», и должность посадника на время отошла на второй план. Но именно в 1117 г., когда Владимир Мономах отозвал Мстислава на юг и посадил его в Белгороде, новгородские летописные своды дают погодный перечень новгородских посадников не просто по именам, но и по их отчествам: Коснятин Моисеевич, Мирослав Гюрятинич, Петрила Микульчич, Иванко Павлович, Коснятин Микульчич, Якун Мирославич, Судила Иванкович, Нежата Твердятич, Жирослав Иванкович, Иванко Захарьинич, Завид Неревинич, Михалко Степанович, Мирошко Нездинич, Дмитрий Мирошкинич, Твердислав Михалкович, Юрий Иванкович, Иванко Дмитриевич, Степан Твердиславич и других.

Как явствует из этого списка:

• на должность новгородского посадника избирались только представители очень ограниченной касты самых богатых и влиятельных новгородских бояр;
• эта должность де-факто стала «наследственной» для целого ряда тамошних боярских родов, таких как Микульчичи, Иванковичи, Мирошкиничи, Михалковичи, Твердиславичи и других.

После событий 1136 г. новгородский посадник стал высшей фигурой всего новгородского управления, который вместе с князем руководил военными походами, возглавлял исполнительную власть и выборный Боярский совет (Господу), а также ведал всеми дипломатическими сношениями Новгорода с иностранными державами. Поэтому борьба за этот высший пост принимала острый характер, и по подсчетам многих историков, в течение первых ста лет в городе произошло больше тридцати «государственных переворотов», носивших разный социальный окрас. В частности, в 1209 г. в городе вспыхнул мощный социальный взрыв, направленный «на посадника дмитра и на братью его, яко те повелеша на новгородцех сребро имати, а по волости куны брати, по купцем веру дикую, и повозы возити, и иное все зло; и поидоша на дворы их грабежом, а Мирошин двор Дмитров зажгоша, а житье их поимаша, а сел их распродаша и челядь, а избыток разделиша по зубу, по 3 гривны по всему граду и на щит; а что кто похватал, а того един бог весть, и от того мнозе разбогатеша; а что на досках, а то князю оставиша».

В советской историографии (М. Тихомиров, В. Мавродин) это восстание новгородских низов традиционно рассматривали только через призму классовой борьбы, придавая ему сугубо антифеодальный характер. Современные историки (В. Янин, А. Кузьмин) справедливо полагают, что сие интересное свидетельство Новгородской Первой летописи не только указывает на глубокий социальный смысл этого восстания, но и прямо говорит о связи его инициаторов с великим владимирским князем Всеволодом Большое Гнездо, чей старший сын Константин сидел тогда на княжении в Новгороде. Умело используя социальное недовольство горожан, князь Всеволод и близкая к нему боярская группа Михалковичей с Прусской улицы избавились от неугодного и враждебного им боярского клана Мирошкиничей с Людина конца, в результате которого новгородским посадником был избран Твердислав Михалкович, сын хорошо известного сторонника князя Всеволода — Михалки Степанича.

Тысяцкий. По мнению историков (А. Кузьмин, В. Кучкин, И. Фроянов, А. Майоров), институт тысяцкого был традиционной выборной должностью от «земли», в рамках которой всегда существовала сотенная система с выборными должностными лицами, руководившими славянскими территориальными общинами во всех селах, погостах и городах. Но в отличие от других русских земель новгородская сотенная система параллельно существовала с кончанской системой управления, уходящей своими корнями в историческую топографию самого Новгорода. Первоначально сотенная система, тесно связанная с организацией княжеского военного управления, контролировалась самими князьями, назначавшими своих тысяцких в новгородские полки. Постоянная борьба между пришлыми князьями и новгородским боярством, всегда стремившимся поставить под контроль все органы государственной власти и управления в городе, привела к учреждению должности выборного тысяцкого. Эта реформа, проведенная в 1189 г., еще больше укрепила позиции новгородского боярства и привела к подчинению городских сотен общегородскому вечу и вхождению их в состав городских концов. Как правило, новгородский тысяцкий был представителем нетитулованных землевладельцев и верхушки купечества, который в мирное время разбирал тяжбы по торговым делам и ведал сбором городских пошлин и податей, а в военное время являлся руководителем новгородского ополчения, состоявшего из «вятших людей». Естественно, что выборные тысяцкие, как и посадники, стремились как можно дольше находиться в своей должности и по возможности передавать ее по наследству. Достоверно известно, что среди новгородских тысяцких сформировалась только одна «династия» в лице Якуна Намнежича и его сына Феда Якуновича.

Архиепископ (владыка). Своеобразие новгородского государственного устройства состояло в том, что особую роль в политической жизни Новгородской волости играли церковные иерархи. Еще во времена единой Киевской Руси, когда новгородский владыка утверждался киевским митрополитом, он уже имел особый статус среди других иерархов Русской православной церкви и проводил вполне самостоятельный от митрополии курс. О наличии таких противоречий в недрах высшего церковного клира можно судить по тому острому конфликту, который возник 1147 г. между новгородским владыкой Нифонтом и киевским митрополитом Климентом Смолятичем.

Знаковым событием в истории Новгородской республики стало избрание настоятеля Успенского монастыря игумена Аркадия главой новгородской епархии, которое произошло на городском вече в 1156 г. Историки по-разному оценивали этот прецедент в истории новгородской государственности. Но, вероятно, правы те ученые (А. Кузьмин, С. Перевезенцев), которые связали его с проявлением двух основных традиций ирландско-арианской церкви, сохранившихся в раннем русском христианстве: 1) избранием епископа не церковным клиром, а общинами самих мирян и 2) совмещением новгородским владыкой богослужебной и хозяйственно-административной функций. В частности, достоверно известно, что именно новгородский архиепископ являлся хранителем городской казны и печати, а также принимал активное участие в дипломатических сношениях Новгорода и скреплял своей подписью все его международные договора и соглашения.

По мнению ряда авторитетных авторов (В. Янин, Е. Рыбина), с 1229 г. особое место в политической структуре Новгородской республики стал играть и новгородский архимандрит, который возглавлял все черное духовенство главных новгородских монастырей, расположенных во всех пяти городских концах. Новгородский архимандрит, являвшийся одновременно игуменом древнейшего Юрьева монастыря, где располагалась его резиденция, также стал избираться городским вече и имел независимый статус от новгородского владыки, резиденцией которого был Софийский кафедральный собор.

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика